Дмитрий Самозванец

Но не одна королева Констанция хлопотала о папской субсидии. Не меньше сил тратил на это и маршал Николай Вольский, одно из самых доверенных лиц Сигизмунда. Ему также хотелось так или иначе заставить папу раскошелиться. С этой целью Вольский предпринял поездку в Рим. На приеме у папы он устно изложил Павлу V те мотивы, которые вынудили короля начать войну с Москвой. Он постарался пояснить его святейшеству, на чем основывались притязания Сигизмунда, и почему этот государь надеется па счастливый исход своего дела. Маршал подробно распространялся о великой важности этого предприятия для всего христианского мира вообще и, в частности, для самой Польши. Папа принял Вольского чрезвычайно любезно. Он осыпал его знаками самого милостивого внимания. Передавая ему меч и шлем для вручения Сигизмунду, Павел V, однако, не заикнулся о денежной помощи со своей стороны. Он только обещал воздействовать в этом направлении на Венецию, Флоренцию и отдаленную Лотарингию. Отказ в субсидии был заявлен в такой изысканно любезной форме, что Вольский не оставил своих надежд. Едва успев покинуть Рим, он уже с дороги надоедает папе и кардиналам письмами. Как и королева Констанция, маршал действует по определенному плану. Он прежде всего выдвигает идею промысла. «Перст милосердного Бога виден во всем, что творится, — пишет Вольский Павлу V из Флоренции 15 марта 1610 года. — Недаром столь легко, без пролития крови и, можно сказать, в добровольном порыве всего народа склоняется перед Его Величеством вся Русская держава». Мы знаем, что истерзанная и изнемогающая Россия не в силах была противиться натиску врага. Но Вольский как будто не видел этого. Он патетически изливал свой восторг, говоря о том, как мерами «кротости» было достигнуто трогательное соединение двух славянских народностей. Сделав это изумительное открытие, он уверял, что единственной заботой его является приобщить папу Павла V к великим делам и славе Сигизмунда. Как же этого достигнуть? Очень просто: пусть папа даст польскому королю денег. Вольский приходил в отчаяние при виде того, насколько равнодушно относится глава римской церкви к вопросу своей чести: он не мог понять, как могут христианские государи так мало помнить о благе истинной веры. Лишь одно служило ему утешением. Он был убежден, что тем или другим путем, но владыка поможет святому делу.

Настойчивость Сигизмунда повергала папу и его правительство в великое смущение. Конечно, Павел V не отказывал в своем сочувствии смелым замыслам короля. Мысль о том, что католик завладеет московским престолом, естественно, улыбалась римскому первосвященнику. Папе хотелось лишь, чтобы Польша на свой собственный счет вела всю эту кампанию, не обращаясь за помощью к Ватикану, финансы которого были далеко не в цветущем состоянии. Павел V нередко жаловался, что при своем вступлении на престол он нашел папскую кассу почти совершенно пустой. Помимо того, по его словам, он был кругом в долгах. Главные его доходы поглощала так называемая «турецкая опасность». Приходилось держать Германию и Италию в боевой готовности против ислама. С другой стороны, нельзя было оставить без помощи и Авиньон, которому после убийства Генриха IV, угрожали гугеноты. Отовсюду обращались в Рим с просьбами о денежной помощи. Папа не знал, как выполнить старые свои обязательства. Можно ли было при таких условиях принимать на себя новые?

Прежде всего в Риме попробовали дать понять Сигизмунду, что ему нечего ссылаться на прецеденты. «Стефан Баторий обещал воевать с турками, а не с русскими, — писал кардинал Боргезе нунцию 10 января 1609 года, — вот почему Сикст V оказал ему поддержку и даже прислал королю 25 000 червонцев». Конечно, в данном случае автору этих строк несколько изменяла память. Так или иначе, но Баторий далеко не упускал из виду и Москвы. Но, по правде говоря, Риму было в то время не до истории. Ему нужно было как-нибудь мотивировать свой отказ в субсидии и представить его в более или менее приличной форме. Павел V откровенно признавался, что у него больше искренней готовности помочь Сигизмунду, чем финансовых средств, необходимых для этой цели. За неимением лучшего, он не переставал ободрять короля добрыми пожеланиями и всяческим выражением сочувствия. В том же смысле давались инструкции и нунцию Симонетта; при этом кардинал Боргезе упрашивал его не сдаваться. Таким образом, Краков и Рим твердили каждый свое. Поляки просили денег, а папское правительство отвечало отказом.