Виноградов был не только замечательный ученый, но и большой мастер научных интриг, отчасти благодаря которым он и занял столь высокий административный пост. В отличие от других академиков, он благоволил к Зимину, поощрял его и даже приглашал к себе домой. Правда, практически никак не поддержал и о книге Зимина не написал ни строчки. Видимо, Виноградов следовал давно известному принципу всех властолюбцев: «Разделяй — и властвуй!», имей союзников по обе стороны конфликта — и тогда будешь неуязвим и в любом случае сможешь предъявить «выигрышную карту». Если понадобится — можно использовать Зимина против Лихачева, который набрал уж очень большой авторитет — таков, вероятно, был тонкий расчет Виноградова. Человек он, судя по воспоминаниям, был веселый, общительный, остроумный, но отнюдь не безобидный. Уже упоминался эпизод о поездке ведущих славистов в 1958 году в Ясную Поляну, когда Виноградов пытался развеселить группу ученых, насмешливо комментируя наряд несколько чопорного, старомодного Лихачева, и получил в ответ его отповедь — с улыбкой, но и с достоинством… Большие ученые зачастую люди далеко не простые, и с ними надо держать ухо востро. И игра вокруг еще не законченной книги Зимина, в которой многие преследовали не только научные, но и всяческие побочные цели, утомляла и раздражала Лихачева. В продолжении того же письма Робинсону Лихачев писал:
«…Эта бедность доклада Зимина меня раздражает, так как спорить совсем неинтересно и даже бесполезно. Если он так обходится с литературой вопроса, то он так же обойдется и с нашими возражениями. Впрочем, я не удивлен: так он спорит и по другим вопросам… Теорию „полезности“ работы Зимина по „Слову“ выдвигают сейчас Лурье и Дмитриев, Салмина (робко) и пр. лица, находящиеся под влиянием ЯС (Я. С. Лурье. —
В другом письме А. Н. Робинсону Лихачев опять возвращается к больной теме: «Зимин силен только своей позицией (соблазнительной для всех любителей оппозиции)».
Тем не менее вокруг Зимина собрались люди отнюдь не слабые. Первый — это, конечно, всемогущий, влиятельнейший, авторитетнейший академик Виктор Владимирович Виноградов, лингвист и литературовед, человек яркий, незаурядный. В 1934 году был арестован, с 1934 по 1936 год отбывал наказание, в 1940 году защитил докторскую диссертацию. С 1941-го по 1943-й был в ссылке, но продолжал свои научные исследования, и в 1944 году стал профессором, деканом филологического факультета, завкафедрой русского языка МГУ. Он — создатель и главный редактор журнала «Вопросы языкознания», председатель Международного и Советского комитетов славистов, член нескольких зарубежных академий, академик-секретарь Отделения литературы и языка АН СССР. Считал нужным, из каких-то своих соображений, поддерживать Зимина.
Второй — профессор, доктор филологических наук, научный сотрудник Сектора древнерусской литературы Яков Соломонович Лурье, исследователь русского летописания, древнерусской публицистики XIV–XVI веков, истории внешней политики Московского государства, а также творчества русских писателей XIX–XX веков (Льва Толстого, Михаила Булгакова, Ильи Ильфа и Евгения Петрова).
Третий — тоже весьма почтенный и заслуженный человек, Владимир Иванович Малышев, литературовед, археограф, на момент дискуссии — кандидат филологических наук, собиратель древнерусских рукописей, создатель Древлехранилища Пушкинского Дома, которое в настоящий момент носит его имя. Лихачев всегда относился к Владимиру Ивановичу с величайшим уважением, проводил после его смерти «Малышевские чтения», написал вступительное слово к сборнику памяти Малышева. Но в то время, о котором идет речь, из-за гипотезы Зимина отношения Лихачева и Малышева испортились.
Кроме перечисленных, было еще немало ученых, в той или иной степени поддерживающих Зимина, было много сочувствующих, советующих, помогающих ему в работе, в поисках материалов. «Бунтарское» поведение Зимина в те годы встречало горячую поддержку в обществе, бурно стремящемся к переменам.