Дмитрий Лихачев

Ирония спасает его: «Давеча был блядин сын, а топерева батюшко!» Но главное, что вызывает наше сочувствие и любовь — необыкновенно нежная, добрая душа автора: «Будьте мудры, как голуби, потому что прячут головы, когда их бьют, просты, как голуби — потеряв гнездо, вьет новое. Попович я, голубятник был!»

Но самым, пожалуй, поучительным — и наиболее часто цитируемым местом «Жития» является эпизод, когда их гонят из одной ссылки в другую, и они с попадьей по очереди падают, обессиленные, и жена спрашивает Аввакума:

«— Долго ли муки сея, протопоп, будет?

— До самыя смерти, Марковна, до самыя смерти.

— Добро, Петрович, ино еще побредем»[8].

Аввакум был апологетом старой веры, терпел за нее муки и за нее погиб. И притом его образ отпечатался в «Житии» как чрезвычайно обаятельный, веселый, вольный. Аввакум утверждал, что сам человек создает нравственные нормы в своей душе. Аввакум бесстрашно высмеивал слабость царя, церкви, патриарха и епископов, их бездушие и лукавство.

Аввакум предлагает стоическую, но отнюдь не закостенелую мораль: нужно радоваться жизни, и как особый дар Бога принимать посланные им страдания. Долг каждого — мучиться до смерти, пока существуют на земле грех и неустойчивость в вере. Мученичество — единственное, что избавит человека от страданий совести.

И усвоив это, утверждает Аввакум, можно жить в мире с собой и даже в счастье. Вот пример настоящей высоты духа! «Житие протопопа Аввакума» написано вольно, размашисто, содержит разговоры весьма смелые и даже обращения к царю абсолютно «на равных»: «Ведь ты, Михалыч, русак!» Кроме того, что Аввакум прописал на все века свою неповторимую личность, в «Житии» есть и точные портреты других людей — его жены Марковны, воеводы Пашкова, его сына, казаков — в общем, той жизни… Аввакум — великий писатель, продвинувший русскую литературу намного вперед, давший ей живость, гибкость, индивидуальность, удаль и силу духа.

Лихачев показал нам и другого замечательного писателя, жившего еще в XVI веке, — Ивана Грозного. О его таланте, как утверждает (и доказывает) Лихачев, говорит многое. И прежде всего — виртуозное владение речью, используемая с жестокой точностью смена «масок» и интонаций. В его письменном наследии сочетаются горькая искренность и шутовство, чувство превосходства — и притворное самоуничижение, которое часто предшествует внезапному и коварному нападению, «вынесению приговора».

Столь мастерское владение словом, объясняет нам Лихачев, требовало, кроме врожденного таланта, еще и серьезного образования. Среди воспитателей «царя-писателя» — лучшие, самые известные литераторы того времени — поп Сильвестр, автор знаменитого «Домостроя», главной книги той поры, утверждающей семейные и государственные устои, а также — митрополит Макарий, составитель книги «Великие Четьи-Минеи», сборника самых важных религиозных текстов, необходимого тогда в каждом доме. По указаниям Макария для юного еще Ивана была расписана сюжетами, необходимыми для образования и воспитания, Золотая палата Кремля.

Честолюбивый Иван поставил перед собой задачу — «в мудрости никем побежден бысть!». Еще в молодые годы он вел прямые, без боярской поддержки, переговоры с послами на их языке. В 1572 году распространял глумливые письма против короля Сигизмунда на немецком языке. Возможно, он писал не сам, а диктовал свои послания писцам, но выбор слов, владение стилем, безусловно, идут от него.

Наиболее известное письменное наследие Ивана Грозного — его письма изменнику князю Курбскому, сбежавшему в Литву в 1564 году.

Первое письмо — пышно, торжественно, скорбно. Автор как бы еще надеется на раскаяние и возвращение беглого князя. Второе написано уже после взятия города Вольмера, где скрывался Курбский. Его тон уже издевательски-глумливый: «Хотел отдохнуть в Вольмере, да и тут Бог нас принес».

«Шедевром» царского шутовства и глумливости можно назвать переписку Грозного с князем Васюткой Грязным, своим бывшим любимцем. Лихачев «препарирует» этот «почтовый роман» очень подробно, демонстрируя виртуозные языковые возможности авторов. Васютка, надо отметить, человек тоже не из последних. Он из ближайшего царского окружения. И считает поэтому возможным разговаривать с царем почти на равных, не стесняться красочных, колоритных выражений, что делает их переписку особенно интересной.