Дмитрий Леонтьев Петербуржская баллада

— Лишь бы их не того... «тю-тю»... в ближайшее озеро, — выразил я опасение, — если дело касается таких персон, как Север, возможны совершенно разные варианты.

— Не сам же он там был, а ради мелочи на мокруху не пойдет — я этот контингент знаю... Послушай, Вадим, я тебя вот о чем спросить хотел... Только ты не обижайся, хорошо?

— Да вроде не из обидчивых. Спрашивай.

— Ты в своей работе не разочаровался? Я в том смысле, что пашешь-пашешь, а шлюх этих все больше и больше? Даже я, занимаясь криминалом, отлавливая насильников всяких, убийц и ворюг, и то, бывает, задумываюсь: воду в решете ношу... Каково же вам?

— Я об этом не думаю, — признался я, — делаю свое дело, и все. Мы не сможем победить ни преступность, ни проституцию карательными мерами, в этом герой «Эры милосердия» прав. Сейчас по всей стране ищут «национальную идею»... Дебилы! Образование и воспитание — вот и идея, и спасение. Я вообще считаю, что самый важный человек в мире — учитель. Не политик — не к ночи будет помянут! — не милиционер, не финансист или даже врач, а учитель. Вся гадость на земле, вся мерзость растет от необразованности и невоспитанности. У нас уже стерлись грани того, что хорошо, а что плохо. Ведь так легко девочке заработать на новые колготки: пойти и встать на трассу. Так легко лечь под шефа или под нужного человека.

Это раньше было стыдно, а теперь так делают все... Сейчас растет поколение «перестроенных» детей. Как нам это аукнется в старости! Безнравственные книги, безнравственные фильмы — они научат их тому, как надо с нами поступать в старости, за то, что мы с ними сделали в молодости. Тысячи, десятки тысяч проституток, и мы — шесть человек... Да даже если бы нас было шесть тысяч — все равно не было бы пользы. Нужна мораль. Необходимо, чтобы девочка, выходящая на трассу, ясно понимала, что это — плохо и стыдно. Понимаешь? Я путано говорю, я не оратор, я только могу назвать причину, используя свой опыт. В нас усиленно вбивают культ денег. Теперь писателем или художником быть как-то... жалко. А бизнесменом или политиком — мощно. Так всегда бывает в периоды упадка. Посуди сам: в начале двадцатого века самая дешевая проститутка зарабатывала около сорока рублей в месяц, тогда как фабричная работница получала около двадцати рублей.

Самая дорогая шлюха могла заработать в борделе от шестисот рублей и выше. Сейчас девочки на трассе получают от пятисот до тысячи рублей в день. В салонах — в два-три раза больше. Все газеты пестрят объявлениями: «Приглашаются на работу в салоны девушки. Зарплата от двух тысяч долларов в месяц». Врач получает сто-двести долларов. Картограф высшего класса — сто долларов. Милиционер — сто пятьдесят. Секретарша — двести-триста. Да что говорить — ты все сам знаешь... Мы пытаемся перекрыть самые страшные участки: детское порно, детскую проституцию, притоны. А в целом... В целом надо четко и ясно сказать: страна в жутком кризисе. Период упадка, разложения. Давайте выкарабкиваться. Для начала хотя бы определиться с приоритетами. Четко определить, что военный, врач, учитель — это престижно и благородно.

А спекулянт, пусть он и во фраке, пусть и на «Мерседесе», — все равно всего лишь спекулянт... Что милая и уставшая бухгалтерша — в десять раз честнее и чище расфуфыренной шлюхи в новенькой «Тойоте». Да пусть это будет горько, но это будет правдой. Скажем, наконец, что литература — это все же Пушкин, Достоевский, Шекспир, а современные детективы и боевики — всего лишь чтиво. Что многочисленные передачи по телевизору полны глупостей и пошлятины, а мы не можем докричаться до режиссеров: «Хватит! Утомили!» И, наконец, на старый вопрос: «А судьи кто?», скажем: «Мы — судьи». Например, я. Я живу в этой стране. Я делаю все, что могу, чтобы в ней стало лучше жить. И мне не нравится то, что в моей стране происходит.

— Да, — задумчиво протянул Заозерный, — звучит печально, особенно в свете того, что нас ждет. Попробуй сейчас объяснить тем девахам, которые сюда придут, что заниматься проституцией — плохо... Не пробовал?

— Поначалу пробовал, — признался я, — когда был еще молодой и глупый. Они мне отвечали, что голодают, что муж погиб, а ребенка кормить надо, что бандиты на счетчик поставили за чужой долг... Много чего наслушаешься. А приходишь к ним домой — полная чаша. Родители, узнав, чем дочь занимается, аж в ступор впадают... Много иногородних. Приехали поступать в институты — не вышло, а работать фасовщицами или продавщицами не хочется, как не хочется возвращаться в свои нижнесобачински и смердиловки. Нет, Виктор, только мораль, образование, воспитание... А это долгий процесс. Мы с тобой уже не доживем. А вот последствий перестройки хапнем полной грудью.