Дмитрий Гулиа

Как видно, наступление на абхазские школы не было каким-то изолированным актом, но частью какого-то обширного плана бериевцев. Очевидно, хотели нанести удар по историческому, национальному самосознанию абхазского народа. А укреплению и росту этого самосознания способствовала, несомненно, «История Абхазии». Вернулись к ней. Ее стали ругать, что называется, последними словами. В смысле научных аргументов было не шибко густо, но не в этом заключалось дело. (Нелишне отметить, что после событий 1937 года из руководящих органов Абхазии были удалены почти все абхазцы. Единицы либо не шли в расчет, либо были бессильны что-либо предпринять. В Абхазии это называлось «правильным подбором кадров».) Созрел коварный план: предложить Гулиа самому раскритиковать свою книгу, отказаться от нее, заявить, что нет такого народа, как абхазский! Были разысканы какие-то цитаты, из которых можно было заключить, что ассимиляция для малых наций — сущий рай. Эти цитаты зачитывались активистам.

Отец, разумеется, немедленно отверг это предложение, сделанное сначала в осторожной форме, через третьих лиц. Со временем «просьбы» эти стали более настойчивыми, ему давали понять, что в таком выступлении заинтересованы «большие люди». Гулиа не сдавался. Тогда был пущен в ход шантаж, о котором даже и вспоминать омерзительно. Гулиа снова слег. Фарисейское внимание к его здоровью скорее походило на желание удостовериться, действительно ли он так тяжело болен. Но сомнений быть не могло.

Я тогда работал в Москве и был осведомлен о позиции отца в этом вопросе. С моей стороны было полное одобрение. Я говорил отцу по телефону всякие слова, которые понимали только мы.

— Мне плохо, — жаловался он.

— Что, сердце болит? — спрашивал я.

— Да.

— Лечись, все будет хорошо!

Но мы не знали, как глубоко все это зашло: за Гулиа сочинили книжку. Затем срочно ее издали и разослали всем научным учреждениям Советского Союза. Однако Земля все-таки вертится и справедливость торжествует. Настал день, когда Гулиа смог поднять голос против этой позорной фальсификации, которая была наименована «О моей книге «История Абхазии». Гулиа писал: «Книга это не моя… она грубо сфальсифицирована от начала до конца». Решением соответствующих организаций брошюра была изъята из обращения в библиотеках.

Михаил Делба пишет по этому поводу: «Автор настоящей статьи считает необходимым здесь заявить, что при всем глубоком уважении к литературной деятельности Д. И. Гулиа он допустил по отношению к нему в свое время ошибку. Мне пришлось настоять, против желания Д. И. Гулиа, на выпуске брошюры «О моей книге «История Абхазии»… Брошюра была действительно издана от имени Д. И. Гулиа, хотя и была написана не им». Чтобы покончить с этим неприятным воспоминанием, хочу ещё раз сослаться на Делба. Он пишет: «К этому необычайному шагу меня вынудила вся обстановка того времени, когда грозовые тучи собирались не только над головою отдельных людей, но и целых народов. Я совсем не был уверен, что одна из таких туч не сгущается над головою нашего народного поэта. Более того: она неумолимо надвигалась. Без учета всего этого мои действия того времени едва ли будут поняты верно». Это, несомненно, важное заявление бывшего председателя абхазского правительства.

Так провалилась очередная вылазка против абхазского народа. И тем не менее не все хорошо, что хорошо кончается. Вполне можно было обойтись без всего этого…

Последнее десятилетие жизни поэта, отягощенное болезнями, из которых самой страшной, по словам Гулиа, была старость, посвящается целиком стихам и раздумьям о поэзии, литературе вообще. Поэт увидел свою маленькую страну возвращенной в лоно справедливости. Абхазские школы работают, распеваются абхазские песни, звучит на собраниях абхазская речь.

Славным был юбилей, посвященный восьмидесятилетию поэта. Квинтэссенцию его можно передать стихами Фазиля Искандера: «Ты от подножия эпохи до вершины прошел с народом. И твои морщины — географическая карта края, где петь умеют даже умирая». Отца еще раз награждают орденом, абхазские крестьяне избирают его своим депутатом в Верховный Совет СССР. И на этом посту депутата он развивает энергичную деятельность. Добивается возобновления выхода литературного журнала, названного им «Алашара», что значит «Светоч», ратует за издание детского журнала «Амцабз», что значит «Пламя». Вот он хлопочет о квартирах для молодых писателей или об автомашинах для крестьянских хозяйств… Поэт пишет всевозможные ходатайства о невинно пострадавших в прошлом, добивается посылки студентов на учебу в Москву, кого-то обеспечивает деньгами на дорогу, кому-то шлет утешительное письмо, кого-то ободряет, периодически ездит в Москву на заседания в Кремле. «В каждый свой приезд в Москву, — пишет Всеволод Шевцов в «Вечерней Москве» от 17 апреля 1953 года, — Гулиа хочет как можно больше увидеть, побывать в театрах, концертных залах столицы, поездить по Москве».