Дмитрий Гулиа

Друзья Гулиа советовали отправить семью куда-нибудь в более безопасное место. Таким местом было признано село Адзюбжа. На дилижансе отец доставил нас к Смелу Чочориа. Это был очень забавный старик, в беседах казавшийся весьма беспечным, признававшим только духовное. Однако на поверку выходило иначе, и за пядь земли — буквально пядь! — он мог перегрызть глотку своему соседу. На его участке росли яблони и груши, посаженные нашим дедушкой Иосифом, и Смел этот отдаленный участок почему-то считал «не совсем своим», очевидно полагая, что мы когда-нибудь заявим свои права. Но оказалось, что никто и не помышляет об этом. Тогда он окончательно развеселился и вечерами смешил нас бог весть откуда почерпнутыми «достоверными» историями из «жизни Европы и Абхазии». Отец регулярно приезжал к нам и каждый раз привозил буханку хлеба.

После работы Смел усаживался на приступок, закуривал и неизменно задавал один и тот же вопрос:

— Леля, скоро придут эти большевики?

— Не знаю, — отвечала Елена Андреевна.

— А что в городе сказывали?

— Ходят слухи, что скоро.

— Ну, слава богу!

Однако дни шли за днями, и Смел начинал терять терпение.

— Меньшевики роют окопы по эту сторону Кодорского моста. Что бы это значило? Неужели будут воевать под нашим носом?

— Наверное, — говорила Елена Андреевна.

— Черта с два! — восклицал Смел. — Наши ребята им не разрешат! Мы к тишине привыкли… А все-таки, Леля, скоро большевики будут?

— Не знаю.

— Скверно, что они медлят.

Возможно, в это самое время Николай Акиртаа за рекою Псоу сочинял обращение Ревкома Абхазии к бойцам 31-й дивизии 9-й армии: «…Мы верны своим идеалам, и путь нами избран! Пусть будет смерть, но смерть с красным революционным знаменем Свободы в умирающих руках абхазца!..»

4 марта 1921 года в Сухуме установилась советская власть. Ревком Абхазии сообщал в своей радиограмме: «Волею трудящихся родилась новая Социалистическая Советская Республика — Абхазия…» Так начиналось это историческое извещение, адресованное Ленину. Его подписали Эшба, Лакоба, Акиртаа.

А накануне меньшевики взорвали мост через Кодор, и мы оказались отрезанными от Сухума. Смел сожалел, что из-за этого проклятого взрыва большевики, возможно, замешкаются. Елена Андреевна горевала: что там с Дмитрием Иосифовичем? Жив ли? А может, погребен под развалинами города? И никто не приезжал оттуда — полная неизвестность, если не считать диких и противоречивых слухов: «Город сровняли с землей», «Всех интеллигентов перебили», «Город горит», «Нет, город цел, но жители погибли».

— Где же эти большевики? — вопрошал Смел, сжимая в руках посох и грозя им неведомо кому. — Слушайте, Степан и Мелитон: если я прикажу, смогли бы вы расшвырять орудия меньшевиков?

— Отчего бы и нет! — отвечали сыновья. — Вместе с соседскими ребятами все можем.

А через день красные конные отряды переправлялись вброд через Кодор. И Смел Чочориа познакомился с одним из красных конников. Это было довольно комично, и я расскажу об этом поподробнее.

— Я знаю, это один из них, — сказал Смел. — Конь под ним кабардинской крови. И как он лихо держится в седле! А шапка? Посмотрите, какая она остроконечная! И он никак к нам в гости…

В самом деле, всадник пытался открыть ворота, не сходя с коня.

— Э, нет, — продолжал Смел, — не выйдет! Это не так-то просто. Лучший джигит и тот с трудом сладит… Ей-богу, это один из них! Они, говорят, час тому назад показались в нашем селе…

Мы с братом при виде незнакомого всадника в остроконечной шапке прекратили игру в мяч. Старик Чочориа поспешил к воротам. Однако всадник въехал во двор и, живо спрыгнув с коня, отдал честь старику.

— Здравствуй, здравствуй, — сказал хозяин приветливо. — Ты красный?

— Красный, отец, красный, — ответил всадник.

— Так. А где родился такой молодец?

— В Орле. Город такой.

— А откуда сейчас?

— Из Сухума.

— Там тоже красные?

— Тоже, — ответил красноармеец.

Это был молодой сероглазый человек в потрепанной шинели, с шашкой на боку и с длинной пикой в руке. Старик обошел вокруг гостя, приговаривая:

— Молодец, молодец! И конь — молодец! Первый сорт!

— Отец, — сказал красноармеец, — водичкой не угостишь ли? Пить охота.

— Вода?! — ответил старик, любуясь конем. — Зачем вода? Надо вино!

И он направился к дому, чтобы принести вина, которое приготовил сам прошлой осенью.

Пока старик ходил за вином, красноармеец высмотрел высокий амбар, наполненный початками кукурузы. При помощи пики слегка раздвинул старые половицы, и кукуруза с шумом посыпалась на землю. Конь с удовольствием принялся за нее.

Старик вернулся со штофом, протянул его гостю и только теперь обратил внимание на то, что делается под амбаром. Он весь преобразился. Позеленел от гнева. Борода у него затряслась. А в следующее мгновение он выхватил штоф из рук удивленного бойца.

— Уходи! Уходи! — заорал Чочориа. — У меня есть берданка! Я буду стрелять! Уходи! Уходи!

Красноармеец смущенно пытался объяснить свой поступок, но старик и слышать ничего не хотел. Он размахивал руками и кричал:

— Уходи! Вода — нет! Вино — нет! Кукуруза — нет! Берданка — есть!