Дмитрий Донской

— А кто ж их знает? — пожала плечами мать. — Отец в Суздале был, а принимал Василий, тот уже вовсю хозяйничает в Нижнем Новгороде. Столько понаехало… жуть! Семь сотен человек! И все важные, надутые, как индюки! Того не едят, сего не едят…

— Ты толком расскажи, зачем приезжали?

— Да не знаю я! Ваську спросить надо, он с ними все якшался. Целую неделю обхаживал, пока не выпроводил.

Княгиня еще что-то рассказывала о надоедливых послах, которым так трудно было угодить, но дочь ее уже не слышала. Сунув на руки матери младшего Ванятку, она попросила сестру: «Пригляди» и бросилась вон.

— Куда это она?

Маша, поняв, что Евдокия услышала в рассказе княгини что-то не то и побежала к мужу, постаралась отвлечь мать от ухода дочери, отмахнулась:

— Дуня снова в тяжести, может, худо ей?

— Ох и плодовитая, дите за дитем… — покачала головой княгиня.

А сама Евдокия действительно мчалась к Дмитрию. Тот сидел с боярами в палате, обсуждая что-то насущное. Не рискуя вдруг входить, княгиня попросила стоявшего у двери стража позвать князя, мол, очень нужно.

Дмитрий Иванович выскочил из палаты, перепугавшись зова жены:

— Что случилось?! Дети?!

— Нет, — замотала головой Евдокия. — Митя, ты знаешь, что от Тохтамыша в Нижний Новгород большое посольство было?

— Когда?

Уже по тому, как спросил муж, княгиня поняла, что не знает, а потому затараторила:

— Мать случайно рассказала. Отца не было в Нижнем Новгороде, принимал Василий. Приехало целых семь сотен человек, собирались к нам в Москву, но почему-то не поехали… Митя, — испуганно смотрела на Дмитрия княгиня, — что им было нужно? Почему Василий ничего не сообщил тебе?

— Я сам не понимаю. Матери ничего не говори. Разберемся.

— Митя, мне страшно.

Князь приобнял жену:

— Дуня, хорошо, что ты услышала. Что-нибудь придумаем.

Через два дня в Сарай тайно отправился один из купцов, главной задачей для него было разузнать, что за посольство ехало в Москву да не доехало. Купец вернулся через три месяца с очень странными вестями. О чем говорил с князем, то было известно только им двоим.

Бунт

Лето выдалось хорошее, сушь не донимала, и дожди не лили, ни пожаров не случилось, ни мора. Жить бы да радоваться, но москвичам вдруг стало чего-то не хватать. Первые всполохи возмущения появились, когда по осени прошлого года стали собирать дань. Как?! Мы с Мамаем бились, ордынцев одолели, а с нас снова для Орды дань берут?!

Людям казалось, что если Мамая разбили, то теперь и вовсе платить некому, а значит, собирать ни к чему. Князья всегда что твердили? Мол, не себе столько берем, в Орду все, в нее, проклятую! Но пришла осень и снова давай?!

По городу ходили откуда-то пришедшие чужие люди, головы мутили остальным: Литва и вовсе ничего не платит, под Литву вставать надобно! Двоих таких изловили и языки укоротили, но ненужные мысли уже в головах засели. Князь разозлился, своей волей нескольких замолчать заставил, но людской нрав известен: если рты затыкают, значит, больше орать надо.

Тяжела, конечно, дань, но ведь жили столько лет, чего бы и дальше не жить? Князю бы выйти к народу, рассказать, что победу одержали над Мамаем, а не над Ордой, в Орде хан Тохтамыш правит, ему и платить придется. А что прежние годы не платили, так потому что хозяина в Золотой Орде не было, но вся дань Москве и пошла, вон какой город поднялся. И сиротам да калечным после поля Куликова сколько выплачено!

Вышел бы да сказал так Дмитрий Иванович, народ русский отходчив, внял бы словам, тем паче, хоть и ругали князя Дмитрия, но ведь любили же. И княгиню его тоже, радовалась Русь такому браку, княжичам, что через год нарождались. Попеняли бы привычно на жизнь свою тяжелую, но за князя стеной встали.

Но Дмитрий Иванович того не понял, а подсказать некому, разумного митрополита Алексия уже третий год на свете не было, Москва долго вообще без пастыря жила. Нового митрополита Киприана князь в Москву привез, да тот пока еще над паствой своей не властен был, его слова не особо и слушались. Тем паче что не говорил в защиту князя ничего.

А Москва бузила с каждым днем сильней. Напряжение просто висело в воздухе.

После Рождества княгиня Евдокия поняла, что снова тяжела и снова сын будет. Дмитрий радовался, как мальчишка, ходил гоголем, смешно выпячивая грудь. Шутка ли сказать — пятый сын в таких молодых летах! Первый Данила, названный в честь прадеда, правда, помер на пятом году жизни, зато дочушка после него Софья как хороша! Десять лет уже, совсем скоро заневестится. Дмитрий обнимал плечи жены, смеялся:

— Где жениха искать будем, в Орде или куда дальше поедем?

Евдокия, прекрасно понимавшая, что муж ни за что не отдаст любимую дочушку, так похожую на свою мать, ни в какую Орду, мотала головой:

— Нет, здесь холопа найдем!

Князь кивал согласно:

— Отдадим вон за Митьку рябого, только чтоб рядом была!

К лету, когда живот Евдокии заметно округлился, хотя под широкой одеждой и не видно, Дмитрий все чаще прикладывался ухом, слушая, как бьется сердечко будущего сына.

— Снова крестить попрошу Сергия Радонежского! Как Юрия крестил, так и этого попрошу!