Дмитрий Донской

— Выживешь, поставлю воеводой, Семен Быков. Считай, уже воевода. — Дмитрий обернулся к Боброку: — Не только сам бился знатно, но и людьми распоряжался с умом, я видел.

Дмитрий Михайлович кивнул:

— Коли выживет, поставим. Порубили его сильно.

Но все эти речи Семен уже не слышал, снова впал в забытье. Последней мыслью была радость, что князя нашли, и живым….

А Дмитрий Михайлович пересказывал великому князю то, чего он не мог видеть во время боя, и то, как удирали ордынцы.

— Думали, и не догоним! Бит Мамайка, Дмитрий, ох как бит! Надолго потеряет желание к нам соваться!

— А где Ягайло?

Владимир Андреевич усмехнулся:

— Сторожа донесла, что снялся с места.

— Куда?

— Да домой же, обратно в Литву! А Олег стоит, где стоял. Сдержал слово свое.

— Дмитрий Михайлович, вели ордынцев отдельно складывать, а русских отдельно. И пусть всю ночь с факелами ходят, к каждому прислушиваются, приглядываются. Такая сеча была, что под трупами может быть много раненых. Отсюда не пойдем, пока всех либо не увезем, либо не похороним. — Великий князь чувствовал, что рано обрадовался, искореженные латы все же отдавили что-то внутри. Опустился на быстро подложенное кем-то из слуг седло, поднял голову, чувствуя, что должен напомнить еще одно: — Надо отправить гонца в Москву, чтоб ведали, что наша взяла.

— Давно посланы, Дмитрий! Сразу как погнали Мамайку, так и отправили троих с запасными конями.

Князь кивнул и, уже почти проваливаясь не то в беспамятство, не то просто в сон, заплетающимся языком добавил:

— И за Мамайкой хорошо смотреть, чтоб не вернулся и не напал снова.

Владимир Андреевич с удовольствием расхохотался:

— Митя, да его наши до самой Красивой Мечи погнали! Где уж тут вернуться!

— Это хорошо… хорошо…

Всю ночь выжившие ходили по полю с факелами, переворачивая трупы, разыскивая тех, кого еще можно было спасти. Павших было решено сносить в сторону завтра, пока важнее разыскать живых. Таких набралось много. Перевязывали раны, останавливали кровь, спешно рядили подводы, чтобы везти домой. Дома и стены помогают, а потому первый обоз отправился уже поутру. Конечно, забрать всех погибших, чтобы похоронить дома, невозможно, потому пришлось многим остаться лежать между Доном и Непрядвой.

Для тех, кого решили увезти, спешно долбили дубовые колоды. Дробный стук множества топоров с раннего утра до позднего вечера раздавался над Доном. Кроме множества дубовых колод дубовая роща, в которой совсем недавно прятался Засадный полк, заметно поредела, потому как на поле решили поставить обетную церковь в память всех, кто сложил свои головы на поле Куликовом.

Целых восемь дней стояли русские полки, а вернее, то, что от них осталось, на Куликовом поле. Пока действительно не подобрали всех лежащих на земле, не ушли. Увезли и раненых, и убитых (хоронить в родной землице), закопали ордынцев (тоже ни к чему оставлять на потеху прожорливым воронам), старательно собрали оружие, и свое и ордынское (пригодится)… Боброк, глядя на старательно прочесанное поле, невесело усмехнулся:

— Гляди, Дмитрий Иванович, точно в дому прибрались.

Тот кивнул:

— Негоже своих воинов в чужой земле оставлять, дома похороним. Небось найдет земля Русская место для героев?

Отслужив первую службу в новом храме, наконец собрались в обратный путь. С грустью смотрели уходящие, прощаясь со своими товарищами, на бранное Куликово поле.

Домой

И вдруг по пути домой известие: рязанцы нападали на обозы с ранеными! У Дмитрия от гнева стало бледным лицо, сжались кулаки, зло прохрипел:

— Уничтожу Олега! Дождался тать нашей слабости?!

— Не гневи бога, князь! Олег со своими как стоял, так и стоит там, где Ягайлу стерег. А что его люди за его спиной делают, про то мог и не знать.

— Вечно у него не все как у людей!..

Олена возилась у печи. Много ли одинокой бабе надо? Раз в неделю хлеб посадить да горшок каши. Одинокая не всякий день и печь топит, чтобы дрова не расходовать. В избе холодно, а от этого даже чуть сыро. Мысли снова вернулись к русским полкам, ушедшим на битву с Мамаем. Как там этот красивый ратник? Выжил ли? В то, что найдет ее, если выжил, не верила.

И вдруг точно почуяла что-то, сердце вдруг остановилось! Прижав руки к груди, выронила на пол горшок с водой, но не заметила, опрометью бросилась вон из избы как была — раздетая, едва не простоволосая. Бежала к дороге, по которой войско шло к Дону. Почему? И сама не знала, сердце гнало ее.

Глядя вслед мчащейся Олене, заполошились и другие бабы:

— Ты куда? Чуешь что?!

Побросав все дела, кинулись за подругой.