Дмитрий Донской. Искупление

А слева и справа всё тянулись и тянулись арбы. Рябило в глазах от копий, сулиц, стрел, уложенных в ящики и набитых в расписные колчаны. Тут же были котлы змеевиковые, лампады позолоченные на серебряных и позолоченных цепях, сорванные, видно, в православных церквах. Ослепительно блистало шитое золотом египетское одеяние, александрийские одежды, застывшей в воздухе сказкой белела и отдавала синевой и золотом китайская посуда... А Сарыхожа твердил по-русски, что все эти вещи, изготовленные в Египте и на Востоке в знак преклонения перед Ордой, присланы великому хану и Мамаю. "Всё-таки и Мамаю", — схватил мысль Дмитрий... Много быстроногих арабских коней, нубийских верблюдиц, попугаев. Ждут слона и жирафа — зверь невиданный доселе и превеликий...

Они проехали лишь половину аллеи и остановились в том месте её, где деревья, воины татарские и рабы с подарками делали широкий круг, после которого аллея снова шла ко дворцу.

Двое нукеров скрестили копья.

— Нас останавливают? — спросил Дмитрий.

— Нам надо смотреть, — ответил Сарыхожа.

Посреди круга горел костёр. Пламя сухих дров было почти не видно на ярком солнечном свету. Пахло дымом.

На круг вывели связанных .мужчину и женщину, похоже было, что только и ждали московского князя. За ними шёл громадный нукер с саблей в руке.

— Темир! Темир! — раздались голоса.

Дмитрий вопросительно глянул на Сарыхожу — что тут творится? Тот понял по-своему и ответил:

— Темир — первый батырь Орды!

Первый богатырь Орды схватил связанного татарина за волосы, принагнул и отрубил ему голову. Голова осталась у него в ручище, а тело вывернулось и упало на выбитую ногами сухую землю. Руки мертвеца дважды царапнули землю, плечи вздрагивали, замирая, а кровь била из середины страшного среза и разливалась по земле широко, как по столу, неровно, растекаясь меж трещинами в земле.

Дмитрий закусил губу и смотрел.

— Кам сказал: он виновник суховея! Он взял в жёны дочь гор, христианку, и ходил к вашему попу есть вашего бога Христа с ложки!

— У нас на Москве немало татар крещёных, и все причащаются в церквах, — ответил Дмитрий.

— Но этот жил в Орде! Он накликал гнев неба!

— А чем виновата женщина?

— Она будет продана в рабство!

В это время батырь Темир-мурза взял женщину за подбородок, что-то говоря ей. В тот же миг сотни глоток выхаркнули неясный крик возмущенья: женщина плюнула в лицо великана.

Темир-мурза прорычал что-то сквозь стянутые в оскале зубы, откинул саблю и схватил свою жертву ручищами. Он готов был разорвать её на части, но вместо этого швырнул на землю, разодрал её одежды и клочьями их утёр себе лицо. Воем восторга ответили любимцу нукеры. Это вдохновило Темира. Он саблей прорезал щёки отрубленной головы, продел верёвку в страшные прорехи и связал концы. Получилась широкая петля. Довольно прищёлкнув языком, покачивая голову на верёвке, си рывком поднял женщину и надел ей голову убитого мужа на шею.

Снова заревело воинство. Темир гаркнул что-то, и десятки близстоящих кинулись к костру. Они выхватывали из пламени головни и снова становились в круг.

Одному Темир приказал вести женщину за косы, а стоявшие били её тлеющими головнями.

— Нехристи! — шипел Бренок позади.

Князь и мечник были в кругу, где среди бела дня творилась адова мука.

После того как женщина несколько раз падала и уже не держалась больше на ногах, её били лежащую, а потом отволокли в сторону и бросили рядом с обезглавленным трупом.

— Он глупец был: он не дал каму серебра! — пояснил Сарыхожа, обдавая Дмитрия горячей смолой чёрных глаз.

Темиру-мурзе подвели коня. Он сел и направился ко дворцу. Вскоре разрешили двигаться и московскому князю. "Устрашают!" — мелькнула мысль, и от этого стало немного легче на душе. Хан с Мамаем не станут устрашать, если хотят убить. Это подумал и Бренок, которого тоже потрясла расправа над связанными людьми.

Последний заслон ханской стражи обезоружил Дмитрия и Бренка. Разворошили телегу с подарками. Пощёлкали языками над серебряными клетками с соколами. Полезли было в клетки, но Бренок возопил:

— Не лапай руками!

Дорогими коврами была выстлана мраморная лестница, что вела под высокую арку, в глубине которой отрадной тенью обозначилась раскрытая настежь дверь. У нижней ступени горели два огня в больших плошках. Пахло салом, протухшим от жары. У плошек стояли татарки с копьями. Подтоки копий о"и упирали в ступени, а наконечники, сверкавшие отточенными рожнами, задрали вверх, растянув привязанную к ним верёвку толщиной в вожжу. На верёвке болтались войлочные болванчики — "братья хозяина". У ног татарок стояли высокие чаши с водой.

— Княже!

Дмитрий оглянулся и по знакам, которые делал ему Бренок, понял: не наступи на порог — убьют! Не обходи огня — сделают то же самое. Щурился Сарыхожа и наконец сделал жест рукой — иди!

"Да будет воля твоя!.." — прошептал Дмитрий.