Дмитрий Донской

По разделу владений между сыновьями Гедимина, осуществленному на рубеже 30-х и 40-х годов, Кориат был князем в Новгородке (Новогрудке) (140, 107). В начале 1360-х годов Ольгерд дал ему и его сыновьям отвоеванное у татар Подолье — «пространство между Днестром, Днепром, его притоком Росью и Черным морем» (140, 138). Однако вскоре сыновья Кориата Юрий, Александр и Константин (отметим христианские имена литовских Кориатовичей!) вынуждены были признать над собой верховную власть польского короля Казимира Великого (140, 140). Полагают, что Дмитрий Кориатович, не найдя себе достойного места в Литве, выехал в Москву и здесь прославился как храбрый воевода Дмитрий Михайлович Боброк Волынский (106, 264).

Династические связи с Москвой возникли у Кориата не случайно. В 1349 году великий князь Литовский Ольгерд послал его вместе с сыном по имени Эйкша к хану Золотой Орды Джанибеку с предложением совместных действий против Москвы. Эта идея не встретила одобрения у хана, и он выдал литовских послов москвичам. В Москве литовцев держали под стражей до тех пор, пока Ольгерд в качестве выкупа за брата и племянника не отказался от претензий на Верховские княжества. Этот регион (верховья Оки) имел важное стратегическое значение. Отсюда расходились дороги на Рязань и Смоленск, Москву и Киев. Местные князья — воинственные потомки Михаила Черниговского — постоянно лавировали между Москвой и Литвой.

Находясь в Москве в качестве почетного пленника, Кориат имел время присмотреться не только к здешним правителям, но и к их дочерям — возможным невестам для его сыновей.

После кончины первой жены Иван Красный долго не думал о новом браке. Вероятно, он был потрясен случившимся. Но княжеское звание налагало определенные обязательства. Наличие ясной перспективы престолонаследия укрепляло верность придворных, вселяло оптимизм в подданных. Многодетность считалась признаком Божьего благоволения, а отсутствие детей — карой за грехи.

Второй женой Ивана Красного, матерью Дмитрия Донского и его рано умершего младшего брата Ивана, стала княгиня Александра. О ней практически ничего не известно. Полагают, что она была дочерью московского тысяцкого Василия Вельяминова (320, 24).

Тысяцкий был своего рода «старостой» посадской общины. Он представлял интересы горожан перед князем и боярами. В вечевых республиках тысяцкий избирался народом и был наряду с посадником и архиепископом важнейшей политической фигурой города. О статусе тысяцкого в княжеской Москве известно очень мало. Однако тот факт, что Дмитрий Донской незадолго до Куликовской битвы отменил саму должность московского тысяцкого, свидетельствует о ее самостоятельном политическом потенциале.

Подобно другим русским княгиням той эпохи, Александра была независима в имущественном отношении. Помимо приданого, которое она принесла московскому княжескому дому и которое подлежало возвращению в случае расторжения брака, княгиня получила от мужа несколько сел в Коломенском уделе (231, 133).

Княгиня Александра скончалась 27 декабря 1364 года во время последней волны «Великого мора» — эпидемии чумы. Ее похоронили в соборе придворного Спасского монастыря, который со времен Калиты служил усыпальницей для женской половины московского княжеского дома.

«Тое же зимы (1364/65) месяца декабря 27 день, на память святаго пръвомученика Стефана преставися княгини великаа Александра Иванова Ивановича в черницах и в схиме, наречено бысть имя ей в мнишьском чину Мариа и положена бысть в монастыри у Святаго Спаса на Москве в притворе в приделе» (43, 78).

Братец Ивашка

Сообщая о кончине княгини Александры в декабре 1364 года, летописец добавляет: «Того же лета в осенине на Москве князь Ивашко дитя преставися» (43, 78). Когда родился младший брат Дмитрия Донского — источники не сообщают Однако некоторые летописи дают точную дату его кончины: «В лето 6872 (1364)… Тое же осени месяца октября в 23 преставися князь Иван Иванович, брат князя великаго Дмитрея Ивановича и положен бысть в церкви Святого Архаггела на Москве» (45, 102).

(В сбивчивом тексте московского Свода начала XV века за 1364–1365 годы известие о кончине Ивашки повторено дважды и словно тонет в столь же «удвоенных» рассказах о бедствиях чумы.)

Таким образом, за два месяца до своей кончины княгиня Александра пережила большое горе — кончину младшего сына Ивана. Летописец называет его «князь Ивашко дитя» или более почтительно — «князь Иван Иванович Малой» (37, 435; 55, 121; 51, 118). Очевидно, эти имена (Ивашка, Иван Малой) были в ходу, предотвращая путаницу между Иваном Ивановичем Красным и его младшим сыном — «дитятей» Иваном Ивановичем.