Черноусый сел на землю, достал из рюкзака фонарик и принялся считать деньги. Руки плохо слушались его. Горный брат дышал тяжело, прерывисто, словно поднимался на высокую гору. Один раз у него, видно, даже зашлось сердце: лицо осунулось, посерело, бандит сделал несколько судорожных глотательных движений, словно выброшенная на берег рыба, схватился за грудь и посидел несколько минут неподвижно, потом снова набросился на деньги, хватая их еще слабыми, дрожащими пальцами, следя за своими руками налитыми кровью, остекленевшими глазами.
– Да… Не соврал… Все здесь… – прохрипел Горный брат. – Тыщи только не хватает, что они у тебя взяли… Все правильно… Да, жалко тыщи… Носил с собой… надо было куда-нибудь спрятать. Дурак ты, кацо!
– Значит, я беру свою половину и ухожу, – полуспросил Сусликов.
– Подожди, кацо…
– Чего ждать? – командированный потянулся к деньгам. – Такой ведь был уговор.
Горный брат проворно схватил его за руку, словно боялся, что от прикосновения Сусликова деньги исчезнут.
– Подожди, кацо…
– Ты… брат, не держишь своего слова?
– Подожди, кацо… – Черноусый смотрел в сторону. – Зачем тебе столько денег? Все равно ведь детям отдашь, а дети размотают на барахло… Отдай их мне… на время. Как в сберкассу. А я тебе процент буду платить. Хороший процент. Каждый год десять процентов, понял? А сберкасса только три платит. Сравни, кацо. Деньги я тебе верну. Обязательно, кацо, верну. Золотом. Через несколько лет.
– Хорошо, я согласен, – сказал Сусликов.
– Правда? – обрадовался бандит. – Ты молодец, кацо! А насчет процентов ты, кацо, не сомневайся. Я их тебе каждый год высылать буду. Ты только адрес мне дай, кацо.
– Адрес дать можно… Запоминай. Свердловск. Главпочтамт, до востребования, Сусликову.
– Свердловск… до востребования… Сусликову, – повторил бандит, шевеля губами. – Запомнил, кацо, запомнил, дорогой… Не сомневайся, получишь свои денежки… Фамилия у тебя красивая. Я люблю сусликов. Вообще люблю животных. Особенно барашков.
– Так я могу идти? – с надеждой спросил командированный.
– Подожди, кацо… Куда идти? – даже испугался Горный брат. – Я же за тобой приехал, в аул забрать. Хотя подожди… Что ты в ауле делать будешь?.. Моих барашков кушать… Нет, кацо, не надо тебе в аул ехать… И отпустить я тебя не могу, кацо. Милиция тебя ищет…
– Меня не ищет милиция, – оказал Сусликов. – Я им без интереса.
«Я сам ищу милицию», – хотел добавить он, но воздержался.
– Ищет, кацо… ищет… есть такая информация. Попадешь им в лапы, кацо, сразу расколешься… Выдашь меня…
– Не выдам… брат, – Сусликов хотел оказать эти слова уверенно, но голос предательски дрогнул, так хотелось командированному швырнуть бандита в «лапы» милиции.
– Выдашь, кацо… Выдашь… С потрохами… Что же мне с тобой делать?
Горный брат ненадолго задумался. И по тому, как светлело лицо бандита, Сусликов понял, что выход найден.
– Резать тебя придется, кацо, – вздохнул Горный брат. – Другого выхода нет. Ты пойми, нет другого выхода. Не хотел я этого делать, кацо, но ничего не поделаешь. Привязался я к тебе даже, кацо. Полюбил, как брата. Но пойми, дорогой, не могу я тебя отпустить, а потому придется резать. Ты, дорогой, не обижайся, но иначе нельзя. Я тебя в сердце ударю. Это лучше кацо, чем горло резать. Барашку, когда горло режешь, он еще долго бьется, а когда в сердце – то легко дух отлетает. Ты не бойся, это не больно, кацо. Я бью точно. У меня ошибки не бывает. Так что ты не волнуйся, дорогой. Ничего не почувствуешь. Снимай пиджак, дорогой, рубаху расстегивай. Одежда мешать будет, хочу точно ударить.
– Ты почему не раздеваешься, кацо? – спросил он через некоторое время.
– Зачем мне раздеваться? Мне незачем раздеваться, – ответил Сусликов.
– Через одежду хуже. Могу неточно ударить. Будешь мучиться, кацо. Второй раз бить надо. Зачем это нам, дорогой?
– Не зарежешь ты меня… брат, – сказал Сусликов.
– Это почему же? – удивился бандит,
– Не зарежешь, и все.
– Ну это ты брось…
– Честно.
– Побежишь, что ли? Так тогда придется в спину. В спину хуже всего.
– Не побегу.
– Тогда чего ж ты мне зубы заговариваешь? Зарежу.
– Не зарежешь. Случится что-нибудь.
– Чего ж это может случиться?
– Не знаю. Что-нибудь да случится.
– Это почему ж ты так уверен?
– Дело в том… брат, – сказал Сусликов, – что я… любимчик жизни.
– Чего… чего?
– Любимчик жизни.
Бандит рассмеялся хриплым, грустным смехом.