– Пуговицу ему любовница оторвала. Во время грабежа кассы, – сказал шофер. – Посмотрим, что здесь… Ага, что-то тяжеленькое… Лютик… глянь… Ого! Деньги? Од-на ты-сяча рублей. Про-ве-ре-но… В смысле – мин нет, Кас-сир… Подпись неразборчива. Впрочем, кассир нам не нужен. Сосчитаем как-нибудь сами. Однако поверим анонимному кассиру на слово. На-ка, Лютик, возьми на мелкие расходы.
Люба молча смотрела на протянутую ей пачку денег, туго спеленатую белыми полосками.
– Бери, бери, не бойся! Они не кусаются! – Шофер рассмеялся каким-то кашляющим, наверно, от волнения, смехом. – Пригодится ребятишкам на молочишко. А поскольку ребятишек нет, то папе и маме на коньячишко. Как, Лютик, а?
Люба взяла деньги, переложила их из ладони в ладонь, словно они были горячими.
– Чьи это? – спросила она растерянно.
– Теперь твои, – хохотнул муж.
– Как… мои?
– Так… Теперь твои, а раньше были государственные. Так как тебя зовут?..
– Костя.
– Костя… Так откуда ты взял эти деньги, Костя? Из кассы?
– Из кассы…
– Значит, государственные?
– Государственные…
– Вот видишь, Костя. Ты сам признался, что брал из кассы государственные деньги.
– Только тысячу, – сказал Костя безнадежным голосом.
У шофера теперь был не только хищный взгляд, но и движения стали хищными, осторожными, как у кошки, когда она услышит поскребывание в темном углу.
– Только тысячу?
– Да… Только тысячу…
– А остальные не взял?
– Остальные не взял.
– Оставил в сейфе?
– Нет… Они лежали на столе… у кассира,
– На столе у кассира?
– Да.
– И ты их не взял?
– Мне было не до денег. Я о них не думал.
По наглому лицу шофера пробежало подобие улыбки, как дальний отсвет сухой молнии.
– Ну вот что, Костя… Как тебя уменьшительно зовут?
– Зачем вам?
– Ну, скажи, скажи, не таись…
– Костыриком… – пробормотал младший бухгалтер.
– Ну вот что, Костырик… Давай дернем коньячку. А? Хорошая идея. Ей-богу, хорошая,
– Мне не хочется… Я уже выпил… немного. Мне далеко ехать.
– Ну, ну, не ломайся… Костырик. – Петя налил младшему бухгалтеру полный фужер коньяку, протянул теперь уже с явственной улыбкой. – Пей, не жалей. Я еще сбегаю. Здесь недалеко. Ради такого гостя… Я не гордый, сбегаю… А ты здесь побудешь. Я не ревную, хотя ты и показал себя большим донжуаном. Ишь как моего Лютика с ходу в автобусе закадрил.
– Я не кадрил…
– Ладно, ладно, не будем ворошить прошлое. Так давай тяпнем за встречу. Ты не представляешь, как я мечтал с тобой встретиться.
Шофер, прищурившись, смотрел на младшего бухгалтера почти с нежностью, как смотрят на драгоценность. Продолжая смотреть, Петя на ощупь налил себе коньяку и выпил, так и не спуская с младшего бухгалтера взгляда.
– Ну-ну, Костырик. Или ты брезгуешь мной?
Костя отхлебнул коньяк, как суп. Шофер не настаивал. Щеки его покраснели, а бритая голова еще больше побледнела и усеялась потом.
– Значит, ты не взял деньги со стола?
– Я уже вам рассказывал… У меня, понимаете, было в некотором роде свидание… Объяснение в любви… наподобие объяснения… Мы повздорили, и я взял тысячу назло.
– Взял назло?
– Ну да… Так бывает… Чтобы позлить,
– Чтобы позлить?
– Я же вам сказал.
– Чтобы позлить?
Костя промолчал.
– Значит, чтобы позлить?
Шофер выпил еще и совсем налился кровью.
– Ты хотел позлить? – спросил он шепотом.
– Да, – тоже почему-то шепотом ответил Костя.
– А ну хватит ломать комедию! – Любин муж вдруг трахнул темным кулачищем по столику. Затряслась посуда. Один фужер наклонился, немного побалансировал на ножке, как эквилибрист, и грохнулся на пол. Петя не обратил на этот факт внимания.
– Я и не думал… – Костя придержал свой фужер рукой. – Я вам всю правду…
– Говори, куда спрятал деньги, падла!
Шофер стал наклоняться к Косте. Из кухни прибежала Люба.
– Что случилось? Петя, помни, тебе нельзя волноваться. У тебя же давление! Договоритесь мирно. Ведь можно же мирно, – Люба вытерла ладони о фартук. – Я вам сейчас шницели принесу. У меня шницели уже готовы. Такие вкусные шницели получились. И водочка у меня холодная есть. Сейчас плохо пить коньяк – жарко.
Жена подошла и погладила мужа по голове.
– Ишь распетушился, дурачок…
– Ладно, неси шницели, – отмякнул Петя. – И водку давай. В самом деле, лучше холодную пить… Давай, Костырик, по-хорошему. Значит, так… Ты мне даешь двадцать тысяч, а себе оставляешь девять… ну и копейки бери, я не мелочный. Правда, по-божески? Учитывай, что у меня семья, а ты пока холостой. Я бы мог и больше взять с тебя, ну да я человек справедливый. Затем так… Я даю тебе новый паспорт и отправляю в горный аул к Любиному братцу. Учти, не из гуманных соображений, а по причине того, что, будучи схваченным, ты продашь меня. А мне, учти, хочется жить на эти денежки в свое удовольствие. Уловил? Ну так говори быстрей, где спрятал деньги. А, Костырик?
– Не брал я денег… Только эту тысячу…
– Ты их в Петровске спрятал или здесь?
– Честное слово не брал. Только эту тысячу.
Шофер прищурился.
– Ну, не хочешь говорить по-доброму, Костырик, не надо. Скажешь по-иному. По пьянке все равно проболтаешься.
Петя налил полный стакан водки, пододвинул к бедному Минакову.
– Пей. Но только до дна.
– Я не могу… Я никогда стаканами..,