Дива

Смотрел мужчина уже именно на меня, в упор, довольно ясно давая понять, кто именно в нашей с Солнышком паре вызывает в нем жгучий интерес. Вот Дамьен Эрбле одевался вполне в духе современных трендов, мужественно, волосы носил короткие и косметикой не пользовался, чем выгодно выделялся на фоне своего близкого друга.

Арджун осторожно толкнул меня локтем, давая понять, что очаровывать Эрбле — моя непосредственная задача. Ну, не в первый раз. Я нацепила на лицо самое очаровательное из возможных выражений и даже сделала шаг в сторону Дамьена Эрбле.

— О, здесь совершенно замечательно! Я просто влюблена в вашу прекрасную страну!

Признание в любви Галатии мужчина, кажется, морально был готов воспринять как признание в любви к собственной персоне. Разумеется, это меня слегка раздражало, но в целом… пусть фантазирует, от этого не будет большого вреда.

— Филипп вас так превозносил, — принялся мурлыкать ласковым котом Эрбле, — что поневоле захотелось познакомиться с вами, мадемуазель Стоцци.

Даже стало немного любопытно, что же такого мог наговорить по поводу моей скромной персоны Маруа, с которым мы и виделись всего-то три раза за жизнь, и не так чтобы говорили по душам.

— Мне лестно это слышать, месье Эрбле, — расплылась в счастливой улыбке я, наблюдая искоса за Арджуном. Тот выжидал, пока я обработаю приятеля Маруа, чтобы тот уже представил нас другим людям, которые могли бы в дальнейшем оказаться полезны.

Если Солнышко хотел влиться в высший свет Галатии, то Филипп Маруа стал действительно верным ключиком, в его доме, судя по одежде и драгоценностям, собрались обеспеченные люди, а судя по манерам, еще и образованные и с лоском, который приобретается только практикой и только в определенных кругах.

— Никакой лести, прелестная мадемуазель.

Улыбка Дамьена Эрбле стала настолько широкой, что я начала волноваться, не треснет ли его личико от столь бурных эмоций. Глазами он меня не то чтобы пожирал, но явно размышлял на тему того, насколько близко можно свести знакомство.

Теперь под руку меня взял уже светловолосый приятель Филиппа Маруа, впрочем, держался он в рамках приличий и даже произносимые комплименты его были только пикантными, не более, никакой вульгарщины себе месье Эрбле не позволял, но весь вид мужчины сигнализировал, что мысли его были далеко не невинны.

За те полчаса, которые хозяин дома встречал все прибывающих гостей, Дамьен Эрбле представил нас с рассиявшимся Солнышком как минимум паре десятков потенциально полезных людей, которые отнеслись вполне благожелательно и ко мне, хотя в первую очередь к Солнышку (тот каждый раз вворачивал девичью фамилию матери), что вообще освоился предельно быстро, да и новые приятели приняли сына мисс Фелтон с распростертыми объятиями. Мою родословную, насколько можно было судить, никто всерьез не принимал, но, исходя из оброненных фраз, я предположила, что удалось показать себя неглупой и приятной особой.

Впрочем, одно нас с Арджуном уравнивало в глазах темных шовинистов — нас обоих пожелал видеть в гостях аж целый Филипп Маруа, чей авторитет, кажется, был попросту огромен. По крайней мере, для тех, кого павлин приглашал в свой дом.

Мои ноги сперва гудели, после начали уже ныть. К несчастью, после тяжелого рабочего дня ноги отекают с гарантией, и любые туфли, даже самые удобные на земле, постепенно становятся сущим наказанием и форменной пыткой. Но приходится улыбаться и щебетать, в попытках очаровать всех и каждого. Мама неплохо меня вымуштровала, готовя к насыщенной и временами сложной жизни светской дамы, так что шанс ударить в грязь лицом был чрезвычайно мал.

— Выпейте шампанского, мадемуазель, — раздался прямо за моей спиной голос Маруа.

Произошло это настолько неожиданно, что я чуть не упала прямо с высоты собственных каблуков. Под руку меня к тому времени уже никто не поддерживал, так что шансы были, но хозяин дома ловко поддержал одной рукой, а после вложил мне в руки бокал.

— Благодарю вас, месье Маруа, — улыбнулась я и сделала глоток. На самом деле, напиток пришелся как нельзя кстати: в горле так точно пересохло.

— Такие мелочи, право слово, мадемуазель Стоцци. Не согласитесь ли присесть со мной и побеседовать? — осведомился как будто между прочим дипломат.

Я понятия не имела, о чем же мы с Маруа вообще можем беседовать, но согласилась с готовностью и радостью. Ноги просто отваливались и предложение присесть я восприняла с искренним восторгом.

После приземления на диван, павлин не спешил завязывать беседу, только поглядывал с хитрецой, а после жестом подозвал одного из официантов и что-то шепнул ему на ухо. Через минуту, не больше, рядом с нами водрузили чайный столик, на который набросили сверху скатерть. Смысла в этих приготовлениях я не увидела вообще никакого, вот только, как оказалось, он был.

Маруа тихо произнес:

— Снимайте.

Я захлопала глазами, совершенно не понимая, о чем речь.

— О чем вы, месье Маруа? — спросила я, морально готовясь вообще ко всему.

Павлин закатил глаза, явно сетуя на мою недогадливость.