Дюма

Гюстав Симон считает, что Дюма «выбил» из Маке это письмо. Сам Маке на одном из судов приводил письмо Поля Лакруа: «Дорогой друг, Вы обращаетесь к моим воспоминаниям по поводу Ваших дел с нашим общим другом Александром Дюма в марте 1845, вскоре после публикации брошюры Мирекура. Я помню очень отчетливо, что, утомленный пересудами, Вы попросили Дюма впредь подписывать вашими обоими именами все труды, которые вы напишете совместно. Дюма ответил, что это невозможно, учитывая договоры с газетами, и, чтобы вы оба могли продолжать получать доход, он должен подписывать работы только своим именем. Но чтобы удовлетворить Ваше справедливое желание, он предложил, что в письменном виде признает перед Союзом писателей, что Вы его единственный соавтор. Дюма сделал такое заявление, но несколько дней спустя он мне сказал не без уныния: „Ну вот! Маке признан моим соавтором. Я подписал бумагу. Но что будет, если Маке умрет и его наследники потребуют признания их прав на наши работы?“ Признаюсь, это возражение мне казалось серьезным. Имя Дюма было звездным, магическим; и, по моему мнению, стоило тогда в коммерческом отношении намного больше Вашего… Все это привело к тому, что Вы написали Дюма письмо, в котором отказывались от прав на написанные вами совместно произведения». Возможна и иная последовательность: Бодри просит доказательств, что у Маке нет авторских прав, — Дюма просит Маке написать письмо — тот соглашается при условии, что о его соавторстве узнает Союз писателей. В любом случае то была лишь часть сделки, вторая часть — заключенное 25 марта по требованию Маке письменное соглашение. Маке: «Договорились, что он платит мне 1200 франков за 6000 строк… половину этой суммы при поставке материала, половину после публикации одного тома; от каждого следующего произведения, сделанного в соавторстве, я получал бы 250 франков за том…»

Как объяснить упорное нежелание Дюма ставить на совместных работах имя соавтора? Человек он был не злобный, к Маке относился хорошо. На первом плане, видимо, был чисто денежный интерес: и наследников боялся, и издатели действительно не хотели платить требуемые суммы, если к имени знаменитого автора прибавится другое. Более щепетильный автор сказал бы, что это можно преодолеть: писали бы на всех книгах «Маке», и со временем его имя также стало бы знаменитым. Но, во-первых, хотелось побольше денег сейчас, а во-вторых, Дюма с его небезупречной по части соавторства репутацией, видимо, побаивался: если читателям скажут, что в его книгах половина труда принадлежит другому, они могут поверить Мирекуру и заподозрить, что не половина, а все… (А может, боялся, что Маке, если его прославить, станет конкурентом? Это вряд ли. Не ревновал же он к Гюго или, скажем, Эжену Сю. На рынке всем найдется место. Другое дело, если сочтут, что он занял чужое.) Возможно также, что он искренне недооценивал вклад Маке: раньше ведь как-то обходился без него…

Вообще с авторским правом были постоянные сложности: недоплаты, незаконные перепечатки. Той же весной Дюма судился с «Веком», требуя расторжения договора, и 4 июля проиграл; в тот же день он заключил эксклюзивный договор на книжные издания с молодым издательством Мишеля Леви (1821–1875), который обещал наводнить рынок дешевыми, по два франка, книгами (слово сдержал: все крупные французские писатели второй половины XIX века будут у него печататься). Он начал выпускать книги Дюма с 1845 года, при этом Дюма не смог разорвать договор с издателем Кадо, что принесет ему новые суды. А 5 июля он и Бодри выиграли процесс против Рекуле: того обязали не говорить публично, что Маке причастен к «Мушкетерам» и будущим книгам Дюма.

Одновременно с судами шло строительство дома (оно обойдется в конечном итоге в 250 тысяч франков), надо было присматривать за подрядчиком, при этом Дюма еще успевал развлекаться: один-два раза в неделю с сыном или Селестой выезжал в театр или в гости, а на «Вилле Медичи» беспрестанно толклись люди… Вильмесан: «Гостей предоставляли самих себе. Хозяин даже не всегда успевал переодеться к обеду, работая до последней минуты… Он выходил неряшливо одетым, в простых штанах, в тапочках, незастегнутой рубашке… и спешил вернуться к себе в кабинет». Той же весной он съездил в форт Ам, привез оттуда двух лошадей и пойнтера Причарда и начал собирать зверинец: павлины, фазаны, обезьяны; ухаживал за ними садовник Мишель. Кот Мисуф недавно умер, повариха подобрала котенка, назвали Мисуфом Вторым. Основали с Теофилем Готье Лигу защиты кошек, правда, защищать их права всерьез было недосуг, но о них по крайней мере с любовью писали. Редкий случай, когда человека нельзя отнести к «кошатникам» или «собачникам»: тем и другим Дюма симпатизировал одинаково.