Дюма

И это не все: в том же году он закончил серию статей об итальянских художниках и начал историческую хронику «Людовик XIV и его век», вышедшую в 1845 году в издательстве «Дюфур и Фейен». Как это возможно даже при восемнадцатичасовом рабочем дне, представить сложно: современники заподозрили Дюма в эксплуатации чужого труда. Не впервые: еще в 1830-х годах, когда он писал не так уж много, критик Луи де Ломени в памфлете «Галерея знаменитых современников» бранился: «Пораженный постыдной заразой индустриализма… г-н Дюма телом и душой отдался культу золотого тельца… Физически невозможно, чтобы он написал или продиктовал все, что появляется под его именем». Теперь под его именем появлялось куда больше, вдобавок был успех, громадный заработок, и расцвела зависть. Филибер Одебран в книге «Дюма и Золотой дом» (1888) вспоминал, что на Дюма очень обижался Бальзак: «Обиду легко понять. Он сам хотел печатать романы с продолжениями, но они были намного тяжелей для читателя. Жирарден заменил его „Крестьян“ на „Королеву Марго“». В декабре 1844 года литератор Жан Батист Жако (псевдоним «Эжен де Мирекур»), ранее предлагавший Дюма соавторство, но отвергнутый, обратился в Союз писателей, требуя осудить «цеховой принцип работы отдельных авторов, из-за которого одиночки не имеют возможности заработать на жизнь».

«Цеховой принцип» в XIX веке был распространен, в том числе во Франции: к примеру, Огюст Лепуатвен д’Эгревиль (1791–1854) работал в «бригаде», нанимая, в частности, Бальзака, и выпускал не меньше романов, чем Дюма с Маке. Но Мирекур, обиженный Дюма, сосредоточился на нем: «Это плодовитое перо умудряется недостойными средствами утраивать доход, нанимая скромных помощников, у которых он покупает работу». Председателем союза был тогда критик Вьенне, один из тех, кто когда-то пытался запретить «Антони»; он, вероятно, был не прочь осудить Дюма, но Маке, член союза, дать показания против соавтора отказался, заявив, что доволен сотрудничеством и претензии третьих лиц ему непонятны. Тогда Мирекур написал Жирардену, требуя «закрыть двери перед беззастенчивым торгашом» и открыть их перед «талантливыми молодыми авторами». Жирарден ответил, что его читатели желают Дюма, а не «талантливых молодых авторов», а Дельфина Жирарден высказалась в «Прессе»: «Бальзак и Дюма пишут от пятнадцати до восемнадцати томов в год, им не могут этого простить… пусть они напишут по одному-единственному, совсем маленькому и посредственному, который никто и читать не станет, вот тогда посмотрим. Слишком большой багаж мешает войти в Академию…»

Мирекур 20 февраля 1845 года выпустил брошюру «Торговый дом „Александр Дюма и К°“»: разобрал тексты Дюма и назвал имена «подлинных авторов»: Левена, Буржуа, Гайярде, Нерваля, Мериса, Мальфия, Маке и даже Готье, с которым Дюма совместно не работал. Были и личные оскорбления: «Поскребите г-на Дюма, и вы обнаружите негра… Как вождь индийского племени, которому путешественники дарят бусы, г-н Дюма любит все, что блестит… Он собирает ордена всех народов… негр во всем! Хвастун, лжец, то гордый, как Сатана, то фамильярный, как бакалейщик; сегодня неистовствует, завтра трусит. Он вербует перебежчиков из рядов интеллигенции, продажных литераторов, которые унижают себя, работая, как негры под свист плетки мулата». Мирекур привел анекдот: Маке нарочно вставил 16 «что» в одну фразу и показал друзьям, а на следующий вечер фраза появилась в газете в неизменном виде — стало быть, Дюма даже не читает текстов «соавтора». Маке анекдот публично опроверг — действительно, не в его характере была бы подобная выходка. Почему он не захотел разоблачить соавтора? Тогда его устраивала денежная составляющая: треть гонорара. Он также, видимо, надеялся, что со временем Дюма начнет ставить его имя рядом со своим. Наконец, другие не предлагали ему соавторства, а писать один он побаивался: первые самостоятельные романы, «Бо из Анженна» и «Две измены», успеха не имели.

Анекдотов о «фабрике Дюма» ходило много. Поклонник сказал, что нашел в одной из его книг ошибку. «В какой?» — спросил Дюма. «Шевалье д’Арманталь». — «Черт побери, я не читал его». Другой поклонник, с которым обсуждался замысел нового романа, спросил: «На сей раз вы будете писать один? — Да, я хотел поручить моему лакею, но этот негодяй слишком дорого берет». Дюма анекдоты любил пересказывать, возможно, сам их и придумывал, но обижался, когда в нем сомневались люди, им уважаемые. Из письма Беранже: «Дорогой старый друг. Уверяю Вас, что мой единственный раб — моя левая рука, которая держит книгу открытой, в то время как правая работает двенадцать часов в день».