Дюма

Как следует из статьи Бузони в «Парижском курьере» от 10 февраля 1844 года, Гюго на сей раз действительно пытался помочь Дюма: пошел с ним к Скрибу и уговаривал того выдвинуть на место Нодье — де Виньи, а на место Делавиня — Дюма (на третью вакансию Гюго обещал не покушаться). Скриб отказался поддержать Дюма и сообщил, что будет двигать председателя комитета по охране исторических памятников Жана Вату, по слухам, побочного брата короля. Такого противника одолеет лишь тяжелая артиллерия, и Гюго (умелый стратег и тактик) выставил не Дюма, а Сент-Бёва: пропагандист романтизма, хороший критик, к тому же из прекрасной семьи и без «странностей». Выборы 8 февраля, Сент-Бёв и Вату набрали одинаковое количество голосов, 15 марта на повторных выборах победил Сент-Бёв. Два других кресла получили Мериме, одолевший де Виньи, и критик Сен-Мар Жирарден. Все — ровесники Дюма или моложе. Кажется, он понял, что никогда не попадет в академию. (Часто пишут, что он «не прошел» туда, это неверно — его ни разу и не выдвигали.)

Но есть иной способ обрести бессмертие. Роман, в черновике называвшийся «Д’Артаньян», анонсированный в «Веке» как «Атос, Портос и Арамис», опубликованный с 14 марта по 14 июля 1844 года как «Три мушкетера» и выдержавший два книжных переиздания в том же году, по словам Готье, вызвал в Париже «ажитацию». Его обсуждали в клубах, магазинах, на рынке. Бальзак признавался Ганской, что читал его целый день, хотя и злился на себя за попусту потраченное время. Вильмесана жена будила среди ночи, чтобы пересказать очередную главу. Историк литературы Жанна Бем, 1976 год: «„Три мушкетера“ — один из самых читаемых французских романов в мире: это работа вне пространства и вне времени, как все истинные шедевры».

Глава восьмая БЕССМЕРТНЫЕ

В Марселе летом 1843 года Дюма не только ухаживал за Рашелью; он взял в библиотеке опубликованную в 1700 году книгу де Куртиля «Мемуары господина д’Артаньяна, капитан-лейтенанта первой роты королевских мушкетеров». Куртиль утверждал, что использовал подлинные записки д’Артаньяна (такой политик и военный существовал, он умер за 27 лет до выхода книги Куртиля), граф д’Алиньи, бывший офицер мушкетерской роты, уверял, что автор никогда не был знаком с д’Артаньяном, современные исследователи не исключают факта знакомства. Для нас это не важно. Читатель, желающий узнать о людях, бывших прототипами персонажей Куртиля, может обратиться к соответствующей литературе. Реальный д’Артаньян к Дюма и Маке не имеет отношения. Есть только забытый текст Куртиля и вечно живой — их двоих.

Маке говорил, что прочел книгу Куртиля раньше и рекомендовал ее Дюма, тот утверждал, что наткнулся на нее первым. Не важно: «Сильвандир» они оба уже писали по Куртилю и наверняка не «наткнулись» на «Мемуары д’Артаньяна», а взяли их осознанно. Вопрос в ином: справедливо ли, что в современных изданиях «Мушкетеров» оба названы авторами? А если так, не следует ли добавить третьего — Куртиля?

В «Театральных воспоминаниях» (1868) Дюма писал, что в соавторстве, кроме выгоды, есть риск: «Соавтор похож на пассажира, который плывет в одной лодке с вами и постепенно демонстрирует вам, что не умеет грести и плавать; когда наступит крушение, вам придется поддерживать его на плаву, рискуя самому утонуть». В той или иной степени его соавторами было более пятидесяти человек; распространенная точка зрения, что Дюма всегда подписывал совместные работы один, как мы видели, неверна — он часто отказывался подписывать их вообще. Альфред Асселен вспоминал, как, испытывая трудности с романом «Похищение Елены», пошел к Дюма и тот написал «несколько глав таких хороших, что их превосходство было видно сразу», но нигде не упомянул, что причастен к роману. Но с 1840-х годов преобладают случаи, когда он ставил свое имя, не упоминая соавтора. Насколько это справедливо?