Дюма

С сыном вроде бы так хорошо стало, необременительные отношения, приятельски-насмешливые, когда не надо лезть друг другу в душу, и вдруг опять ультиматум — твоя жена или я; учебу бросил, никуда поступать не хочет. Как свидетельствует переписка младшего Дюма с кузеном Альфредом, Александр денег хотел, а работать не хотел, Альфред ему советовал «упорно трудиться» и сделать себе имя, приводил в пример себя (сам, впрочем, никакого имени не сделал). Александр сказал отцу, что в Париже ему «невыносимо», и требовал денег, дабы эмигрировать. «Единственное мое счастье и утешение… Ты хочешь ехать в Италию или в Испанию. Я уже не говорю о том, что с твоей стороны будет неблагодарностью бросить меня одного среди людей, которых я не люблю и с которыми меня связывают лишь светские отношения. Да и что ждет тебя в Италии или в Африке? Если тебе просто хочется путешествовать… ты мог подождать, пока нам не удастся поехать вместе. Твое положение в Париже глупо и унизительно, говоришь ты. В чем же, скажи?.. Работай серьезно, пиши, и через несколько лет ты будешь получать ежегодно тысяч десять… Впрочем, ты сам знаешь, что ради счастья тех, кто меня окружает, и ради благополучия тех, за кого я несу ответственность перед Богом, я привык обрекать себя на любые лишения и что я готов поступить так, как ты пожелаешь. Ведь если ты будешь несчастен, ты в один прекрасный день обвинишь меня в том, что я помешал тебе последовать твоему призванию, и решишь, что я принес тебя в жертву эгоизму отцовской любви, единственной и последней любви, которая мне осталась и которую ты обманешь так же, как это делали до тебя другие. Может быть, тебе понравится другая перспектива? Хочешь получить место в одной из парижских библиотек, которое сделало бы тебя почти независимым? Но поразмысли, хватит ли у тебя, привыкшего к вольной жизни, выдержки посвящать каждый день четыре часа службе?.. Пойми, разрыв мой с мадам Дюма может быть лишь духовным, ибо супружеские раздоры заинтересовали бы публику, что было бы для меня очень неприятно…» Заключили компромисс: сын получит деньги, но немного, и поедет, но недалеко — в Марсель.

«Думбицки» сыграли 30 декабря в «Одеоне». Провал полный. Готье: «„Лэрда Думбицки“ сильно освистывали начиная с 3 акта. Это не должно причинить большое страдание г-ну Дюма, у которого завтра будут пять других совершенно готовых актов, если не десять…» Но все переоценили его толстокожесть. Он устал. Он сдался. Он не хотел больше писать пьес. Прозу — «Амори» печатался в «Прессе» с 29 декабря 1843-го по 4 февраля 1844 года, «Сильвандир» с 3 января по 25 февраля (Маке вновь упоминался только в посвящении), «Габриель Ламбер» в «Хронике» с 15 марта по 1 мая того же года — хотя бы не ругали…

Академию косила смерть: 24 ноября 1843 года умер поэт Франсуа Кампенон, 11 декабря — Казимир Делавинь, а 27 января 1844-го — Нодье; осиротела литература, осиротел Александр. «Со смертью Нодье в Арсенале умерло все — радость, жизнь, свет… А я… не знаю, как объяснить, но, с тех пор как умер Нодье, я словно ношу в себе частичку смерти…» Он мечтал унаследовать кресло Нодье, друга, почти отца, — так символично! Выборы в начале 1844-го, целых три вакансии. Ну же! Когда еще будет такой шанс?! Опять посыпались карикатуры (не на него одного — над Бальзаком смеялись больше; к числу напрасно страждущих добавился Эжен Сю). Смерть Делавиня также открыла вакансию заведующего королевской библиотекой в Фонтенбло, Дюма вел разговоры, что неплохо бы занять эту должность его сыну, люди говорили, что он сам ищет этого места, он раздраженно ответил в «Веке», что если и желает чего-то оставшегося после Делавиня, то лишь кресла бессмертного. Глупо — так откровенно писать нельзя. Впрочем, дела были так плохи, что испортить их уже ничего не могло. Бузони писал, что шансы Дюма ничтожны, ибо «огрехи и странности частной жизни пугают академию гораздо больше, чем литературные грехи». Какие огрехи и странности? Жениться на чужой любовнице, получив за ней приданое, можно, но надо делать это поизящнее. Крутить с актрисами можно, но не тогда, когда рвешься в академию. Можно драться на дуэлях, но не на кулаках с Леконтом. Иметь незаконнорожденного сына можно, но не стоит это афишировать. Быть негром можно, но… лучше не быть.