На следующий день я «переехал» в соседнюю с Саркисовым комнату, получил последние инструкции о моих новых правах и обязанностях от Персикова и принялся за освоение вверенной мне структуры охраны базы. Артак вводил меня в курс дела, показывал схемы помещений, знакомил с распорядком несения караула бойцами, с расположением всех комнат, узлов связи и слежения, вентиляционных шахт, электросетей и даже канализации. Я на память должен был знать всех живущих и приезжающих на смену бойцов и командиров, номера приписанных к базе и посещающих ее автомобилей, систему пропуска по кодовым пластиковым карточкам и – до мельчайших подробностей! – пять километров примыкающей к базе со всех сторон территории. Так как вес вышеупомянутое очень напоминало мои обязанности начальника охраны «Золотого ручья», я запоминал нужную информацию гораздо быстрее, чем ранее предполагал Персиков.
Когда я, спустя почти два месяца, спросил у Артака, на каком месте в мафиозной табели о рангах находится Персиков и кто еще входит в клан, то он, всегда веселый и общительный, резко отсек:
– Я бы не советовал тебе, ара, лезть в такие дела. Ты кто такой? Обычный сторожевой пес!
Вот и охраняй вверенное имущество, как это от тебя требуют… Одно знаю, здесь, на базе, и там, на свободе, – он твой царь и бог. Любое его приказание – закон, за несоблюдение которого незамедлительно следует смерть. Он страшный человек, ара, страшный! И лучше тебе поменьше с ним встречаться. Работай, зарабатывай деньги и не суйся, куда не положено. Тогда все будет нормально. Я здесь три года и хорошо понял три вещи – не знать, не замечать и не слышать ничего, что тебя не касается. Тогда есть шанс дожить до старости. А иначе..
Когда я окончательно принял место Саркисова и напоследок намекнул ему о готовящейся в отношении кое-кого ликвидации, за что Артак обнял меня и назвал братом, на базе неожиданно появился Соловей. И тоже, как и рыжий Альберт, попал в охрану. Но не рядовым сотрудником, а командиром отделения, отвечающего за внешнее сообщение, то есть несущего караул у главного въезда на базу. Он оказался менее удивлен моим присутствием здесь и нахождением на месте своего начальника. Но какая-то «жаба» его все же грызла, так как на одной из тренировок по карате он подошел ко мне и предложил спарринг – под пристальным взглядом точащего на меня «зуб»
Альберта, у которого, как мне потом сказали бойцы, после моего удара в пах стали наблюдаться явные признаки импотенции…
Когда вокруг стоят не менее десяти боевиков, а Соловей громким голосом предлагает испытать командира на прочность, отказываться просто нельзя. Иначе с таким трудом наработанный авторитет моментально превратится в размазанный по полу плевок.
И уже не важно, что Соловей специально выбрал подходящий момент, когда я устал после часовой тренировки, а он едва разогрелся, и сейчас его мускульная энергия, подогреваемая личными амбициями, ждет стремительной разрядки. По его холодным волчьим глазам я понял, что мне предстоит не легкая прогулка, а жестокий бой до тех пор, пока один из соперников уже не сможет его продолжить, пока не будет окончательно повержен.
И я принял вызов.
Мы забинтовали кисти, туго перетянув их эластичными бинтами, и по сигналу одного из боевиков начался поединок. Соловей, словно стальной таран, бросился на меня, сразу же пробил блок и сильным локтевым ударом сбил мне дыхание.
Я едва не потерял сознание, успел отступить на три шага назад и упреждающе выкинуть левую ногу, остановив очередной наскок соперника. Но затем снова пропустил, на этот раз – прямой в голову. Шейные позвонки неприятно заскрипели, и я ощутил, как от ушей до пяток меня прошила острая режущая боль.
Я даже вскрикнул. Но снова не упал. Толпа зрителей одобрительно загудела, и мне показалось, что чей-то, очень похожий на голос Альберта, посоветовал Соловью раскроить мне череп. Это уже слишком! Я вдруг окончательно осознал, какие последствия ожидают меня в случае поражения. И не столько в плане реальной возможности получить физическое увечье, сколько в моральном. Начальник охраны станет для подчиненных ему шакалов посмешищем, пустым местом, только умеющим, что открывать свою пасть и изрыгать оттуда глупые приказы, не подкрепленные реальной силой. А у этого контингента физическое превосходство всегда имеет серьезный вес.
И тогда я «завелся». Отбив очередной штурм – Соловей метил ногой в печень, – я рубящим ударом ближней ноги в голень скосил нападавшего на татами, послав вдогонку левый боковой в челюсть. Мордоворот оказался стойким и почти сразу вскочил, однако боль в ноге – а я знаю, какая это боль! – заставляла его кривить рожу и подпрыгивать. Следующим я провел свой любимый, в ключицу. Одна рука Соловья тут же безвольно повисла вдоль туловища. Вокруг послышалось недовольное бурчание. Но мне уже было все равно, я решил до конца наказать зарвавшегося битюга, публично продемонстрировав, кто есть кто. Тем более здесь не спортивная арена, где есть ограничения в выборе и дозировке ударов.