К счастью, было достаточно тепло, так что Ши особо не задевала потеря меховых одеяний, по крайней мере с температурной точки зрения. В темнице царила полная тишина. Только где-то размеренно капала вода и ворочался время от времени кто-нибудь из обитателей соседних камер. На противоположной от Ши стороне послышалось звяканье кандалов. Некая изможденная фигура с дико всклокоченной бородой прошаркала к решетке, выкрикнула в коридор странную фразу «Ингви — гнида!» и вновь проковыляла на место.
— Что он этим хочет сказать? — вслух поинтересовался Хеймдалль.
Справа донесся приглушенный ответ:
— А хрен его знает. Он каждый час так орет. Он просто спятил. Вы тоже скоро такие будете.
— Веселенькое местечко,— заметил Ши.
— Разве нет? — с готовностью согласился Хеймдалль,— Видывал я и похуже — правда, к счастью, сам не сидел. Должен сказать, что для смертного держишься ты прилично. По нраву мне твой настрой.
— Спасибо.— Хоть Ши и не избавился до конца от раздражения, которое вызывали у него покровительственные манеры Хеймдалля, Вечно Бодрствующий все равно вызывал у него куда больший интерес, нежели холерик и тугодум Тор или ехидный Локи.— Если вас особо не задевают мои вопросы, Златорогий, то почему бы вам попросту не продемонстрировать свое могущество и не выбраться отсюда?
— Всему на свете есть свой предел,— ответствовал Хеймдалль,— величию, могуществу, существованию. Долго живут боги — куда дольше, чем даже тысяча слабых созданий, подобных тебе, живи они по очереди друг за другом. Но даже боги стареют и умирают. Равно как огненные великаны и предводитель их Сурт, отвратительнейшее из созданий. Сила моя здесь не так велика. Вот будь здесь братец мой Фрейр, или окажись мы среди инеистых великанов, сумел бы я разрушить чары этой двери.
— То есть?
— Здесь нет замка. Но распахнется она лишь тогда, когда толкнет ее тот, кто имеет на это право, и толкнет с намерением открыть. Вот смотри...— Хеймдалль без всякого результата потряс прутья решетки.— А теперь, если не будешь ты отвлекать меня, попробую я рассмотреть, как можно выйти отсюда.
Вечно Бодрствующий прислонился к стене, без устали двигая глазами во все стороны. Несмотря на столь расслабленную позицию, весь он аж подрагивал от напряжения.
— Видать не очень-то ясно,— объявил он через несколько минут,— Столько вокруг чар и колдовства — огненного колдовства, силы зла запутаны в коем столь причудливо, что непостижимы порой и для самих великанов,— что голова моя не выдерживает. Но кое-что вижу я отчетливо: вокруг нас скала и нет другого выхода, кроме того, откуда мы пришли. За ним пролегает ход, который охраняют тролли. Тьфу, до чего же мерзкие твари! — Золотоволосого бога даже передернуло от отвращения.
— А дальше ничего не видать? — спросил Ши.
— Очень немногое. За троллями — уступ нависает над расплавленной лавой у входа в кузницу, где куют огненные мечи, а за ним... за ним...— Он наморщил лоб, едва заметно шевеля губами.— Подле уступа сидит великан. Дальше уже не вижу.
Хеймдалль погрузился в угрюмое молчание. Ши испытывал к нему глубокое уважение и даже нечто вроде симпатии, но не так-то легко водить дружбу с богами, пусть даже в тюремной камере. До чего же не хватало ему сейчас жизнерадостной человеческой теплоты Тьяльви!
В камеру опять зачем-то заглянул Стегг. Кто-то из узников попытался воззвать к его чувствам:
— Добрый Стегг, принеси немножко водицы — помираю я от жажды!
Стегг едва повернул башку.
— Скоро обед, отродье.
Узник испустил гневный вопль и честил тролля на все корки, пока тот с просто-таки завидной невозмутимостью ковылял обратно в свою нишу. Там он взгромоздился на поломанный табурет, уронил подбородок на грудь и, судя по всему, погрузился в дремоту.
— Любезный малый, ничего не скажешь,— пробормотал Ши.
Узник из камеры напротив приблизился к решетке и опять выкрикнул свое «Ингви — гнида!».
— Тролль не спит,— подал голос Хеймдалль.— Слышу я его мысли, ибо из тех он, кто не может думать, не шевеля губами. Но никак не понять мне их значенья. Харальд, зришь ты необычайное: ас признает свое поражение! И ужас положения нашего в том, что дни, кои проведем мы здесь, черными станут днями для богов и людей.
— Это почему?
— Почти равны сейчас силы богов и великанов, и исход того, что случится с наступлением Времени, висит буквально на волоске. Если опоздаем мы на поле сраженья, то, без сомнения, будем разбиты. Великаны числом нас задавят. И в такое-то время я сижу здесь — в проклятой этой темнице,— и пропадает чудесное мое искусство видеть и слышать все, что творится вокруг! Я сижу здесь, а Гьяллархорн, ревущая труба, что созовет богов и героев на битву, осталась в доме Сверра!
Ши спросил:
— А почему бы асам первыми не напасть на великанов, пока те не успели подготовиться? Ведь известно, что война так и так будет?
Хеймдалль уставился на него изумленным взором:
— И верно, не знаешь ты Закона Девяти Миров, Харальд. Мы, асы, права не имеем нападать на великанов все вместе до прихода Времени. Люди и боги живут по закону — лишь великанам, увы, закон не писан.