Приехать в Америку, договориться о поставках оружия, выклянчить денег на нужды революции — разве это так трудно? Вот если бы ему приказали бросить бомбу или выстрелить в человека… Вот тут Тихомиров мог бы попасть в затруднительное положение. Но люди, стоявшие над ним, хорошо знали, кому какое дело можно поручить.
— Знаешь, в чем ошибка американцев? — Тихомиров повернулся к Захару, отшвырнув календарь на диван. — Они думают, что человек способен работать, как машина. Паровой молот все время бьет в одно и то же место с одинаковой силой, изо дня в день, из года в год. А живой кузнец? Каждый его удар не совпадает с другим ударом, ни по силе, ни по точности.
— Ты это к чему?
— Американцы думают, что если человеку заплатить, он выполнит любую работу. Ты заметил, они почти всегда платят задаток? А если работник умрет, если надорвется, если просто сбежит? Мы, русские, рассчитываемся после работы.
— Ага, так легче обсчитать, — добавил Гурский.
— Я подвожу тебя к логическому выводу. Полковник слишком много взвалил на Стиллера, — и тот не выдержал. Потому что он не машина.
— Ну что, идем в варьете? — спросил Гурский, поднимаясь с кресла.
Тихомиров вздохнул. Как всегда, его размышления прозвучали, словно глас вопиющего в пустыне.
— Что ж, варьете ничем не отличается от прочих заведений. Такая же пошлость и такая же скука.
— С Шарлоттой не заскучаешь! — подмигнул ему Гурский.
И тут в дверях показался Зебулон Мэнсфилд. Он был одет все в тот же белый сюртук, в каком вышел из помещения три дня назад. Но теперь на белом сукне в живописном беспорядке пестрели разноцветные пятна — в основном, бурые, но были и желтые, и черные… В щетине Мэнсфилда застряли соломинки и пушинки, на сапогах засохла грязь. Три дня назад он прервал разговор, извинился и пообещал вернуться через пять минут. Судя по изменениям во внешнем виде, то были весьма бурные «пять минут».
Следом в каминный зал вошел полковник Хелмс. Непринужденно подталкивая Мэнсфилда под локоть, он довел его до дивана и усадил.
До Тихомирова донесся запах перегара, исходящий от хозяина особняка. Хелмс устроился в кресло, закинул ногу на ногу и закурил сигару.
— Вообразите, друзья, наш драгоценный Зеб все это время прятался в конюшне. Пил бурбон со своими ковбоями. Они меня чуть не застрелили. Он приказал открывать огонь по каждому, кто подойдет к конюшне.
— Ладно вам, полковник, — простонал Мэнсфилд. — Незачем трепаться об этом на каждом углу. Вы еще в газетах своих напечатайте, что кандидат в сенаторы взял да и свихнулся накануне выборов.
— Зеб, у тебя слишком развитое воображение. Никто не говорит, что ты свихнулся. Ты просто принял меры предосторожности. На мой взгляд, оснований для этого не было. Но я уважаю твой выбор. Однако прошло три дня, ничего не случилось, и тебе пора вернуться к нормальной жизни.
— Нормальной жизни больше не будет, — мрачно прорычал Мэнсфилд и поднял глаза на тех, кто сидел у камина. Брови его удивленно приподнялись. — Вы еще здесь? Уносите ноги, ребята, пока вас не пришили, как Стиллера.
— Что с ним случилось? — спросил Гурский.
— Думаю, его точно так же располосовали тесаком, как моего волкодава. Мне прислали только его шляпу. Наверно, хотели голову прислать, да потеряли по дороге.
— Шляпу?
Полковник Хелмс снисходительно улыбнулся:
— К чему эти душераздирающие фантазии? Ну да, подбросили шляпу. Гораздо важнее, что в шляпе лежала весьма занятная бумажка.
— Письмо? — спросил Тихомиров, подавшись вперед.
— Можно и так выразиться. Скорее, сообщение. Некто сообщает нам, что последний конвой оказался у него в руках. Кстати, нет никаких оснований считать Стиллера погибшим. Вполне возможно, он сам и является автором послания. Однако отбросим предположения. — Хелмс встал и прошелся перед камином, держа руки за спиной. — Будем воспринимать действительность такой, какая она есть. Без фантазий. Итак, груз не дошел до станции. Груз находится в чужих руках. И у нас больше нет возможности переправлять остатки товара. Что вы думаете по этому поводу, джентльмены?
По этому поводу Тихомиров думал, что надо было уйти отсюда полчаса назад. Тогда сейчас он бы наслаждался обществом пылкой Шарлотты, а не ежился бы под взглядом прищуренных глаз Хелмса.
— Ну и черт с ним, — вдруг сказал Гурский. — Завтра же едем в Мексику и забираем вагон. Ну и черт с ним, что неполный. Нам хватит на первое время.
— Майер, что вы скажете?
— Я бы хотел сам ознакомиться с этим «посланием», как вы изволили выразиться.
— Пожалуйста, — Хелмс извлек из кармана пурпурной жилетки скомканный клочок бумаги.
Тихомиров развернул его, увидел какие-то штампы и цифры и вопросительно поглядел на Хелмса. Полковник объяснил:
— Это маркировка груза, который был отправлен со Стиллером.
— Ничего не понимаю, — пробормотал Тихомиров.
— Тут и понимать нечего, — заявил Гурский. — Надо ждать второго письма. Или подошлют кого-нибудь. Торговаться будут. Нам же наш товар перепродать задумали.