— А может быть, и нет! — возвысил голос шериф. — Они могли тут валяться и раньше. Разберемся!
Захар подошел к группе полицейских, что возились над женскими трупами. Заглядывая через их спины, он пытался рассмотреть лица погибших. Копоть и корка запекшейся крови могут исказить лицо до неузнаваемости, поэтому Захар больше надеялся на осмотр тела. Он помнил, что у Муравьевой на шее поблескивала цепочка. Возможно, она носила на груди медальон, а то и крестик с образком. «Все они кричат, что атеисты, а крестик-то носят, — думал он, следя за тем, как полицейский сдирает обгоревшие куски платья, словно луковую шелуху. — Вон Гаврила-то Петрович не может спокойно пройти мимо церкви, хоть самой простецкой. И неважно ему, протестанты там, не протестанты. Крест есть — и ладно. Зайдет, помолится, и вроде легче ему становится. Мне бы так…»
— Что там у нее на груди?
— Сейчас доберусь. Ага, кошелек. Я так и знал.
— Ну и несет от них, — отворачиваясь, пробормотал полисмен. — Что за вонь такая?
— Больно ты нежный. После взрыва всегда так воняет. Тебя бы на шахту… Так, что там у соседки?
— За пазухой пять баксов, других бумаг не обнаружено.
— Бумаг и не будет. Не тот народ, чтоб с бумагами ездить.
— Как же их опознать? — спросил Захар.
— Родня опознает. Кто знает, что родственник ехал в этом несчастном поезде, тот к нам явится на опознание.
— А правду говорят, тут ехал рейнджер с каким-то арестантом? — спросил Захар.
— С арестанткой, — поправил его полисмен. — Но сейчас не разобрать, кто тут вольный, кто арестованный.
— Все они сейчас вольные, — добавил тот, который больше всех страдал от вони. — Навеки освобожденные.
Захар вернулся к Тихомирову, открыл свой саквояж и достал сигару.
— Держи, Гаврила Петрович. Ты выиграл. Про анархистов еще помнят.
— Будешь знать, как со мной спорить.
— Да уж буду знать. А вот Муравьевой там не видно, — как бы невзначай добавил Захар.
— Что-что?
— Я вот думаю, — продолжал Гурский, — что-то здесь не то. Вроде, она там, я по комплекции вроде бы узнал. Потом гляжу — а руки-то у нее свободные. Понимаешь? Я вот чего думаю-то. После всяких этих дел тот мужик непременно наручники на нее надел бы. Потому как одному за ней не уследить. Вдвоем еще куда ни шло, а одному… Ни поспать нельзя, ни по нужде отойти. Тогда что? Прицепить ее наручниками хоть к чему, верно?
— Верно-то верно, — задумчиво протянул Тихомиров. — Но не забывай, что мужик-то русский.
— Полагаешь, могли сговориться?
— Могли. Ой, могли! Чует мое сердце, Захарушка, впустую все наши старания пропали! — Тихомиров вскочил на ноги, опрокинув ящик, и топнул каблуком. — Сговорились! Сговорились они!
— А как же телеграмма? Сказано же было, что сели в поезд…
— Сели? Ты видел, как они садились? И я не видел. И никто не видел! Потому что не было их в поезде, не было!
— Куда ж они делись?
— Сели в поезд, да в другой! Мало ли поездов? Ищи теперь ветра в поле!
— Неужто она смогла его распропагандировать?
— Ох, Муравьева! Ох и баба! — с ненавистью простонал Тихомиров. — Ох и сука! Сговорились они, Захарушка, сговорились! Ну да ничего. Мы тоже не лыком шиты. И не такие загадки разгадывали.
С руками за спиной он принялся расхаживать перед Захаром, туда-сюда, как заведенный, ссутулившись и глядя под ноги. Наконец, остановился, отвел длинные волосы с лица и с усталой улыбкой сказал:
— Мне все ясно. Надо допросить агента, который сажал их на поезд. Пусть скажет точно, на какой поезд он их посадил. Станция задрипанная, не Николаевский вокзал, два-три состава там проходят за день, не больше.
— Я тебе и без агента скажу. Через Мэйсон-Сити идут либо на Сан-Антонио, либо на Денвер. Ну, или из Денвера, но опять же — на Сан-Антонио.
— Я так и думал! — воскликнул Тихомиров. — Помнишь, в библиотеке сборник карт? Чье издание, не обратил внимание? Не Денверский ли университет?
— Вроде, так, — ответил Захар, хотя и в глаза не видал никакого сборника карт.
— Университет, картография — всё сходится! Она будет прятаться у дружков своего папаши. Больше негде. Там ее и найдем.
— Голова! — уважительно протянул Гурский.
— Но это еще не всё, — продолжал Тихомиров вдохновенно. — Если она заморочила голову тому рейнджеру, то тем хуже для них обоих. Он-то на виду, ему негде прятаться. А парой на нелегальное переходить — на то у них денег не хватит. Нет, Захарушка, вдвоем им далеко не уйти.
12. Изменения в контракте
В первом же городке Орлов избавился от старых кляч Санчеса — они ушли за полсотни долларов, вместе с седлами и «камушком за подковой». Вырученные деньги сразу были потрачены на то, чтобы поселиться в самом приличном отеле (из двух, имевшихся в городе), купить новую одежду и пообедать. В отеле записались как супружеская пара. К счастью, там был номер «люкс», и Орлову удалось выспаться на диване в кабинете.
Хотя у него и была с собой чековая книжка, он все же решил, что в его положении безопаснее расплачиваться наличными, и вспорол свой пояс, где были зашиты золотые доллары. Пока они с Верой добирались до Севастополя, этот поясок заметно полегчал.