Димитрий (СИ)

         19 октября желавшее казаться победоносным польское коронное войско вошло в Краковское предместье. Толпы зевак приветствовали  вельмож, ехавших в шестидесяти каретах, и конную дружину под развевающимися ало – белыми знаменами. Копыта лошадей цокали  в такт бравурной  музыке.

         В роскошной  коляске без верха, влекомой шестью белоснежными турецкими аргамаками, стоял, одной рукой опершись на саблю, другой – помахивая, коронный гетман Жолкевский. Сразу за гетманом в открытой колеснице везли переодетого в меловую золотую епанчу знатнейшего пленника – русского царя  Василия Шуйского. Рядом с царем сидели первые бояре, его родные братья: государственный воевода Дмитрий Шуйский и Иван (Пуговка) Шуйский. Оба в жемчужных ризах, переданных им из Смоленска. Над  мелкими тщедушными пленниками  стоял  с занесенной саблей верзила – капитан польской гвардии.

         За колесницей с Шуйскими в особенных каретах, тоже без верхов – для видимости, показывали смоленского архиепископа Сергия, воеводу Шеина, превращенных из послов в пленных - тушинского патриарха Филарета, князей Голицына и Мезецкого.  Варшавянам, незнакомым с ходом кампании, представлялось, будто  русского царя с братьями и патриарха взяли в Смоленске.

         Василий и его братья его снимали перед публикой надетых на них лисьих шапок. У Василия  была черная, у братьев – дымчатые. Шуйские смущались, как держаться. Неизвестно, кто подал пример, но три брата галантно заулыбались и закланялись. Возможно, они хотели казаться европейцами, а не людьми  лютого нрава из дикой родины. Остальные пленники не последовали галантному примеру: кто тупился, кто не знал, куда глаза деть, кто плевал или смущенно улыбался.

         Король и королева сидели на троне во дворце, ожидая  процессию. Сбоку на малом стульчике сидел королевич Владислав. Ниже его – члены королевской фамилии.

         В патетической тишине гетман Жолкевский ввел царя Василия, зажавшего в руке шапку. Взор Шуйского блуждал. Приписали: искал присутствующего Юрия  Мнишека.

         Гетман разразился многословной речью, где все свои московские победы приписал королю. Дивился его мужеству и твердости, проявленными в исключительных обстоятельствах. Судя по Жолкевскому, король превзошел   целый мир, равняясь разве что римскому консулу Павлу Эмилию.

         Указав на Василия, Жолкевский сказал:

- Вот он, великий царь Московский, наследник московских царей, которые столько времени своим могуществом были страшны и грозны польской короне, нашим королям, турецкому султану и всем соседним государствам. Вот брат его Дмитрий, предводитель шестидесятитысячного войска, мужественного, храброго и сильного. Недавно еще они повелевали царствами, княжествами, областями, множеством подданных, городами, замками, неисчислимыми сокровищами и доходами. Но по воле и благословению Господа Бога мудростью вашего величества, мужеством и доблестью польского войска ныне стоят они жалкими пленниками, всего лишенные, обнищалые, поверженные. Падая на землю, они молят о пощаде и милосердии.

         При этих словах сохранявший тупое спокойствие низложенный склонился в земном поклоне, приложил правую руку к губам в неуместном воздушном поцелуе. Дмитрий Шуйский ударил пол челом, а князь Иван – так три раза и с рыданием.

         Гетман поручал пленников королевскому великодушию:

- Ваше величество, я вас умоляю за пленников. Окажите им свое известное милосердие. Помните, что счастье непостоянно, и никто из монархов не способен назвать себя счастливым, пока не окончит земного поприща.

         По окончании речи пленников допустили до королевской руки. Они целовали. После выступил канцлер и маршал посольской «избы». Оба хвалили Сигизмунда, гетмана и польскую нацию.

         В заключение поднялся со своего места Юрий Мнишек. Он вспомнил о вероломном убийстве Димитрия, коронованного и всеми признанного. Говорил об оскорблении своей дочери, предательском избиении и заточении гостей, приехавших на царскую свадьбу. Требовал правосудия. Мнишек обращался и к Василию, но тот не отвечал. Стоял молча. Паны тоже молчали. Все сострадали пленным.

         Сразу после триумфа свершилось королевское правосудие: Шуйских заключили  в Гостинский замок под Варшавой. Василий  там и умер  12 сентября 1612 года. Сообщают: больше от огорчения, чем стеснений. Дмитрий Шуйский скончался в следующем году, чуть позже оставила свет его жена Екатерина (Скуратова).

         Князь Димитрий Пожарский воевал за Ляпунова. В составе первого ополчения он был ранен на Лубянке в зажженном Белом городе. Лечиться  Пожарский уехал в свою вотчину Линдехе, в ста двадцати верстах от Нижнего Новгорода. К нему явились архимандрит нижегородского Печерского монастыря Феодосий и дворянин Ждан Болтин, приглашая вместе с земским старостой Козьмой Мининым – Сухоруком возглавить местное ополчение. Пожарский согласился стать воеводою при Минине, казначее.

         Нижегородцы держались Ляпунова, но когда того убили, не согласились быть ни с псковским вором, ни с Заруцким, Мариной и ее сыном. Пожарский списался с Делагарди, обещаясь возвести шведского принца. Владислава и поляков в Нижнем ненавидели.