Димитрий Самозванец

Вдруг двери терема быстро растворились, и карлица Даша, вбежав опрометью, сказала вполголоса: «Государь! Государь!» Марья Даниловна испугалась; царевна не знала что делать, а монах, схватив книгу и четки, побежал к противоположным дверям, но в сию самую минуту царь Борис Федорович вошел в комнату. Монах остановился и поклонился до земли государю.

— Кто осмелился войти в царский дворец, в девичий терем без моего ведома? — сказал государь грозно, бросив гневный взгляд на монаха и на устрашенную няню.

— Прости, государь! — воскликнула Марья Даниловна, сложив поднятые вверх руки, — недуг одолел меня, и я, чтоб служить тебе верою и правдою, должна была призвать лекаря.

— Я посылал к тебе несколько раз моего немецкого врача Фидлера, но ты не хотела слушать его советов и принимать от него зелия, — сказал государь, не трогаясь с места.

— Помилуй, отец государь! — сказала няня, — я скорее умру, чем соглашусь принять что-нибудь от иноверца. Оставь волю душе моей, она во всем другом предана тебе и твоему семейству.

— При всей твоей преданности, при всем усердии ты можешь повредить моей дочери внушением ей своей вздорной ненависти к чужеземцам, между которыми я имею верных и полезных слуг и даже… но об этом поговорим после.

— Я не мешаюсь не в свои дела, православный государь-батюшка, — сказала няня, — и научаю мою питомицу одному: быть послушною Богу и воле родительской.

— А сама для примера преступаешь мою волю, — возразил царь. — Ты знаешь, что я строжайше запретил, чтоб кто-либо входил во дворец без моего ведома.

— Без вины виновата, прости и помилуй! — воскликнула няня и залилась слезами.

— Кто ты таков, из какой обители? — спросил государь монаха.

— Я странствующий инок Острожского монастыря святого Василия, православный государь, — сказал монах. — По обету я ходил в Иерусалим поклониться гробу Спасителя и говеть на Афонской горе. Оттуда прошел в Киев и наконец захотел помолиться святым угодникам в первопрестольном граде, в столице православия, и зашел в Москву, где молюсь ежедневно с братьею о здравии и благоденствии твоем, великого государя.

— Давно ли ты в Москве и в первый ли раз? — спросил царь.

— В другой раз, и теперь проживаю здесь не более месяца, — отвечал монах.

— Кто ввел тебя в царские палаты?

— Я принес письмо и дары Марье Даниловне от киевского архимандрита Анастасия. Нашед ее в недуге, взялся вылечить и успел при помощи Господней.

— Где же ты научился лечению?

— В обители, в которую я был отдан в юности для обучения.

— Откуда ты родом? как тебя зовут? из какого ты звания?

— Зовут меня Григорием; я из русских дворян, роду Отрепьевых.

— Где ты проживаешь в Москве?

— Нам ли, грешным отшельникам, иметь постоянное убежище! Дни провожу по церквам, питаюсь иногда за монастырскою трапезою в Чудовом монастыре или подаяньем благочестивых людей; а ночую где Бог пошлет, то у своих братьев, то по дворам у добрых людей.

— Зачем же тебе сидеть с чужим человеком, дочь моя? — спросил царь Ксению, стараясь смягчить гневный голос.

— Государь-батюшка! Я… я пришла навестить няню; в это время пришел отец Григорий… я хотела уйти… после того он стал мне толковать сон… я осталась, — отвечала царевна прерывающимся голосом в сильном беспокойстве.

— Что такое, что такое! — сказал государь, возвысив голос, — толковать сон! Ты толкуешь сны, отче Григорий?

— Государь! Во время пребывания моего на Афонской горе один престарелый монах, знающий еврейские, арабские и халдейские письмена[60], открыл мне правила, которыми руководствовались древние патриархи и священники иудейские при толковании снов. Ручаться за истину не могу, но говорю, чему обучен.

— Ступай за мною, отче Григорий, — сказал государь ласково. — Ты, Марья, успокойся, я на тебя не гневаюсь и ради твоих лет и недуга прощаю первое упущение твоей обязанности. Только смотри, чтоб это было в первый и в последний раз.

Сказав сие, царь Борис Федорович вышел из комнаты, и монах последовал за ним, поклонясь няне и царевне. Затворив двери няниной светлицы, царь остановился и сказал монаху:

— Будь смелее и ничего не бойся. Я вижу, что ты человек умный и ученый, а я люблю таких людей, особенно в духовном звании. Мне хочется с тобою посоветоваться, пойдем в мою палату. Я награжу тебя своею милостью, если ты будешь со мною откровенен и скромен.

Монах низко поклонился и отвечал: