Димитрий Самозванец

— В каждом слове братца твоего, царевича Феодора Борисовича, все немечина да немечина! — воскликнула няня. — Не губи души своей, мой светик, и слушайся нас, старых людей. Господь Бог иногда карает детей за грехи родителей и праведных предостерегает снами и знамениями. Бывают сны от Бога, милая. Это стоит и в Писании. Отврати беду от себя или от ближних постом и молитвою. Слушай меня: ведь ты знаешь, что я люблю тебя более жизни. Ты чиста и непорочна, как агнец; Господь Бог услышит твою молитву.

У Царевны навернулись слезы на глазах. Она присела на кровати и закрыла лицо белым платком. В это время вошла Настасья, и за ней карлица Даша с ларчиком.

— Отврати взоры от земного и подумай о Боге, мое дитятко, — сказала Марья Даниловна царевне. — Вели отнести ларец на прежнее место. Что ты увидишь нового в образе твоего немецкого князя? Вот какое время! Когда нас отдавали замуж, мы не знали, не видывали женихов До свадьбы; а ныне сманивают и соблазняют царевен писаными образами, да хотят еще, чтоб они перед венцом подружились да слюбились с сужеными! Господи, воля твоя! Привелось дожить до преставления света!

— Даша! отнеси назад ларчик и скажи девицам, чтоб шли по домам и по своим светлицам, — сказала царевна карлице, — я хочу остаться одна в моем тереме: мне нездоровится. Только не сказывай об этом никому. — Карлица вышла в одну дверь, а Настасья в другую.

— Выкушай мятного настою, — сказала няня царевне, — это хорошо после бессонницы, а на ночь испей крещенской водицы. Пуще всего не думай о мирском и засни с молитвою. Увидишь, что отдохнешь спокойно и встанешь весела и здорова.

Царевна встала с постели и собиралась идти в свой терем.

— Куда, милая, так рано? — сказала Марья Даниловна, — еще теперь только начинает смеркаться. Посиди у меня. Скоро придет мой лекарь, чернец, он рассеет твою кручину. Слова его сладки, как мед, и ум озарен благодатью Божиею. Он также много выходил по чужим землям и видел много всяких диковинок: был в Иерусалиме, в не-мечине и во всех папских государствах; на Афонской горе[56] изучился от греческих монахов лечению недугов и всякому знанию.

— Признаюсь, нянюшка, что мне страшно глядеть на этого чернеца. Он хотя и молод, но в лице его что-то суровое. Он так ужасно, так пристально смотрел на меня своими серыми глазами.

— Я не приметила ничего страшного, ни сурового в лице монаха, — возразила няня. — Куда как зорки ныне глаза у красных девиц! Уж ты знаешь, что у него серые глаза?

— И рыжие волосы, которых я также боюсь, по твоим же словам, — примолвила царевна.

— Не всякое лыко в строку, дитятко! Есть злые и добрые люди всякого цвета и волоса. В писаниях говорится о многих златовласых угодниках и поборниках веры. Впрочем, чего тебе бояться при мне, моя голубушка? Настасья, подай свечу!

Служанка поставила свечу на стол и едва успела запереть двери за собою, они вдруг отворились и вошел чернец с длинными четками в руках, с книгой под мышкою. Он остановился у порога, помолился пред иконами и поклонился царевне и ее няне.

— Подойди ближе, святой отец, — сказала Марья Даниловна, — и присядь на этой скамье. Царевна позволяет; не правда ли, моя родимая?

— Милости просим, — отвечала царевна, смотря на рукав своей ферязи[57].

Монах приблизился к кровати, сел на скамье, взял больную за руку и, смотря ей в глаза, сказал:

— Слава Богу! Он услышал грешные мои моления и возвратил тебе здоровье. Вот последнее лекарство: шесть порошков. Принимай с водою по одному утром натощак и ввечеру, ложась спать. Только не изволь кушать рыбного и берегись холода, как я прежде сказывал.

— Спасибо тебе, добрый отец Григорий! Я почти совсем здорова, только не могу крепко держаться на ногах.

— Все будет хорошо, только будь терпелива и поступай по моим советам, — отвечал монах.

— Святой отец! — сказала няня, — ты обучен книжной мудрости и проник в тайный смысл писаний, сокрытый для нас, грешных мирян. Скажи, должно ли верить снам?

— Как не верить тому, чему верили мудрецы и патриархи? — отвечал монах, посмотрев на царевну, которая побледнела, как полотно. — Особенно достойны примечания сны, видимые людьми, поставленными Богом выше других человеков. Невидимые силы действуют более на душу порочную или на существо добродетельное и невинное. Люди обыкновенные не подвержены влиянию случаев чрезвычайных; они бредут, как стадо, протоптанною стезею от колыбели до могилы.

— Царевна видела страшный сон, — сказала няня и принялась рассказывать его со всеми подробностями. Монах слушал со вниманием, пристально смотрел на царевну, которая сидела на кровати, потупив глаза, и когда няня довела повествование до того места, где венчанный змей является из гроба, монах не мог скрыть своего внутреннего движения и воскликнул:

— Судьба расторгает завесу!

Няня кончила рассказ и перекрестилась; монах опустил голову и сидел в безмолвии, как погруженный в глубоком сне; наконец он быстро поднялся со скамьи и, всплеснув руками, сказал жалобно:

— Небесный гром поразил венчанного змея! — Потом, помолчав немного, примолвил: — Но он был венчан — этого довольно!