С очевидностью, коровы хорошо знали Джоэла – я видел, как они заждались встречи. Лежавшие буренки мигом поднялись на ноги, а самые смелые из них медленно двинулись к нам. Одна из коров подошла вплотную и стала ластиться к людям, как большая кошка («Это Баджер», – отрекомендовал ее Джоэл). В общем, мне показалось, что стадо Джоэла – это образец исключительной любезности и приятного внешнего вида, ибо состояло оно из животных черного, коричневого и желтоватого окрасов, которые представляли собой помеси пород Брахман, Ангус и Шортгорн. Джоэл не верит в эффективность искусственного оплодотворения и невысоко оценивает фантазии генетиков. Вместо этого каждые несколько лет он сам выбирает среди телят будущего производителя и называет его Лотарио в честь знаменитого женолюба из сериала «Симпсоны». А большую часть президентства Билла Клинтона главный производитель фермы проработал под именем Скользкий Уилли. Кстати, это не самая плохая идея – называть телят «скользкими». Может быть, именно поэтому все коровы в загоне были гладкими, с чистыми хвостами, а для жаркого июньского вечера на них было на удивление мало мух…
Нам вдвоем потребовалось не более пятнадцати минут, чтобы огородить забором новый участок рядом со старым, перетащить туда поилку и установить водопроводные трубы. (Система ирригации фермы представляет собой каскад самотечных прудов, которые Джоэл вырыл на склоне холма.) Травы в новом загоне были сочными и высокими, выше колена, и коровы явно предвкушали тот момент, когда они наконец смогут добраться до этих сокровищ.
И вот этот момент наступил. Больше похожий на метрдотеля, чем на владельца ранчо, Джоэл открыл ворота между загонами, снял соломенную шляпу и величественно взмахнул ею в сторону нового «салат-бара», призывая своих подопечных к обеду. После недолгих колебаний коровы пришли в движение; сначала они проходили через ворота поодиночке, потом парами, а потом все восемьдесят голов кинулись мимо нас на новое пастбище в поисках своих любимых трав. Веером рассыпавшись по загону, коровы одна за другой опускали большие головы, и скоро вечерний воздух наполнился глухими причмокиваниями, хрустом срываемой травы и низким сопением довольных животных.
Последний раз я наблюдал за ужином стада, стоя по щиколотку в коровьем навозе в загоне № 43 промышленной фермы Poky Feeders в Гарден-Сити, штат Канзас. Не было в мире двух обедов, которые различались бы более резко. Наиболее очевидная разница была вот в чем. Одни коровы ели свой собственный корм, другие же ждали самосвал, который привезет безликий общий комбикорм из кукурузы, выращенной за сотни миль отсюда, а затем с помощью специалистов по кормлению животных перемешанный в местной лаборатории с мочевиной, антибиотиками, минеральными веществами и жирами от другого крупного рогатого скота. Здесь мы привели коров к еде, а там было наоборот. Здесь после ужина нам будет нечего убирать, так как скот оставляет отходы своей жизнедеятельности именно там, где это больше всего нужно.
Коровы едят траву, которая напиталась солнцем. Всё, пищевую цепь на этом пастбище уже нельзя сделать ни короче, ни проще. Особенно это стало заметно, когда я сравнил эту цепь с той, что представилась мне на площадке промышленного откорма скота. Я представил себе щупальца трансконтинентальных корпораций, которые тянутся от этой площадки к кукурузному полю в Айове. Я увидел, как оттуда они простираются до области с пониженным содержанием кислорода в Мексиканском заливе. Я осознал, что они тянутся и еще дальше, к нефтяным месторождениям в Персидском заливе, откуда поставляется большая часть энергии, необходимой для выращивания промышленной кукурузы. Хлопья из кукурузы № 2 в кормушке бычка № 534 оказались связаны с промышленным комплексом (я уж не говорю о военно-промышленном), который опутывает половину мира.
И все же, если бы я мог видеть действительно все, что происходит прямо здесь, на этом пастбище, мог проследить все экологические связи, то сцена, которая разворачивалась прямо передо мной, не выглядела бы столь просто. На самом деле на одном квадратном футе этого пастбища действовал комплекс куда более сложный, чем тот промышленный комплекс, к которому был подсоединен бычок № 534. Нам трудно анализировать сложную структуру пастбища, потому что оно создано не нашими руками.