Диктатура интеллигенции против утопии среднего класса

Книга Маи Дмитриевны Курмачевой "Крепостная интеллигенция России. Вторая половина XVIII — начало XIX века" (М., 1983) примечательна тем, что написана в духе традиции, связанной с именем М. М. Штранге. Его монография "Демократическая интеллигенция России в XVIII веке" (М., 1965), справедливо, но чересчур мягко критикованная в свое время М. Т. Белявским[66], явилась на протяжении двух десятков лет, за отсутствием аналогичных работ, ложным ориентиром для многих исследователей.

Главные недостатки книги Штранге: отсутствие общих представлений о процессе становления разносословной интеллигенции в России XVIII века, о литературно-общественном процессе эпохи, пренебрежение к реальным биографиям тех исторических персон, о которых брался писать автор (в частности, литераторов)[67]. В результате этого оба главных тезиса работы — о приоритете разночинной интеллигенции в культурной и общественной жизни 1750-1770-х годов и о "гонении" на нее "правящих кругов" с конца 1770-х — представили своего рода миф в истории русской интеллигенции. К сожалению, книга Курмачевой унаследовала недостатки предшественника.

М. Д. Курмачева не первый исследователь, обратившийся к теме крепостной интеллигенции. Советские историки и литературоведы уже располагают аналогичными монографическими исследованиями Е. С. Коц и Е. В. Гаккель[68]. Что же вызвало к жизни рецензируемый труд?

Четкого представления об этом от автора мы не получим. Во "Введении" в книге ставится вопрос: "В чем сущность проблемы, рассматриваемой в настоящем исследовании?" (с. 5). Далее следуют весьма спорные рассуждения на тему "русской национальной культуры нового времени". Здесь говорится об углублении "кризиса" в господствующей феодально-крепостнической культуре второй половины XVIII века (в то время как изучаемый период до 1830-х годов — время признанного расцвета дворянской культуры, становления дворянства как культурного и общественного лидера) и о том, что "сам факт устойчивого существования крепостной интеллигенции — свидетельство… нисходящих тенденций дворянства как культурно-исторической категории, вынужденной (?!) частично передавать выполняемые функции представителям других сословий". (Как хорошо известно всем, разделение труда, в том числе интеллигентного, спецификация его — существенный признак исторического прогресса, "восходящих" тенденций. Монополия дворянства на определенные виды умственного труда, сложившаяся в эти годы, — есть важнейший результат его политических и экономических побед). Здесь же автор говорит, имея в виду в первую очередь Штранге, об установлении историками "исключительно плодотворного" вклада разночинной интеллигенции в развитие национальной культуры XVIII века и т. п. Но четкой постановки проблемы мы не найдем[69].

Ничего не проясняет в этом смысле и "Заключение", если не считать замечания, что "важно было исследовать на конкретном материале, как в реальной действительности этого периода шел процесс раскрепощения трудовых масс деревни" (с. 312). Не говоря о том, что именно в изучаемый период были розданы в крепостное владение, т. е. закрепощены, десятки и сотни тысяч душ, все это мало имеет отношения к проблемам интеллигенции, в том числе крепостной.