Диктатура интеллигенции против утопии среднего класса

Лето 1994 года. Молодой парень лет шестнадцати вышел за хлебом около девяти часов утра и домой не вернулся. Через день к матери пришли представители "правоохранительных органов" и повезли ее на опознание трупа, который висел на дереве с выколотыми глазами, с изуродованным лицом и другими следами пыток.

Поразительным примером нарушения прав гражданского населения Чечни является постановление парламента Чечни о выселении лиц некоренной национальности из некоторых районов поселка Черноречье, принятое в августе 1992 года.

Главным предметом вожделения были дома, квартиры, автомашины. Но, кроме того, свидетели говорят и о нравственном терроре, стремлении унизить, оскорбить, даже если уже все отобрали или брать вообще нечего.

По свидетельству очевидцев, русских избивали прямо на улицах, угрожая холодным или огнестрельным оружием. Одной из самых распространенных форм вымогательства являлась угроза похищения или убийства детей.

Чеченская республика и особенно Грозный стали для русских адом. Поток беженцев хлынул в соседние регионы… Опросы беженцев позволили установить, что имели место целенаправленные действия по вытеснению русских из Чечни…

По свидетельству русских учительниц из Грозного, дети нечеченской национальности запугивались, избивались своими чеченскими одноклассниками. Одна из учительниц заявила, что, проработав в школе около 40 лет, она никогда раньше не испытывала таких унижений…

Имеются свидетельские показания, подтверждающие насилие над детьми, использование их для съемок порнофильмов. Дети дома-интерната N2 в Грозном систематически подвергались насилию. В республике возник преступный промысел похищения девочек и девушек для публичных домов и гаремов. Известны десятки случаев изнасилования и принуждения к сожительству молодых девушек, направленных учителями… в отдаленные села и аулы. В реках часто находили трупы замученных женщин.

Была распространена еще одна форма унижения гражданского населения — осквернение могил. На кладбищах были разбиты и расстреляны памятники русским людям.

Подводя итог можно сказать: то, что происходило в ЧР в период существования режима Дудаева по отношению к некоренному гражданскому населению, нельзя назвать иначе, как геноцид" (выделено в тексте. — А.С.).

ПОСЛЕ знакомства с этими строками возникает уже не вопрос "кто прав?", а совсем другой вопрос: "У кого же повернулся язык назвать эту войну братоубийственной?"

И второй: как, почему могли сложиться две столь различные оценки очевидного? Где проходит водораздел, отделивший "одну" интеллигенцию от "другой"?

Ответ, увы, печально банален и банально печален. Чтобы найти его, достаточно прочесть подписи под обоими письмами, и все станет ясно. Водораздел проходит по одной линии: национальной. Персонажи, подписавшие оба письма, достаточно известны, произвести подсчеты легко. Среди ста человек, подписавших письмо с требованием остановить "братоубийственную" войну, подавляющее большинство — люди нерусской, в основном, еврейской национальности или находящиеся с евреями в родстве. А русских — не более двадцати человек. Этот вывод подтверждает и телеграмма из Санкт-Петербурга в поддержку данного письма: среди подписавших ее — лишь немногие русские (часть которых, подобно Д.С. Лихачеву, связана с евреями семейными узами), а фамилии других говорят за себя: Кушнер, Лурье, Стругацкий, Ургант, Фрейдлих, Рецептер и т. п. ("Известия" 11.01.96). На ту же чашу весов ложатся и "близкие друзья" Дудаева К.Н. Боровой и В.И. Новодворская, видные миротворцы Э.А. Паин и Г.А. Явлинский, правозащитница Е. Боннэр…

Что же касается второго письма, то оно представляет собой документ Православного политического совещания; среди 92 интеллигентов, чьи подписи стоят под ним, — трудно найти хотя бы одного нерусского.

Ларчик открывается до обидного просто.

ДОЛЖЕН сразу оговориться: я ни в коем случае не антисемит и никогда им не был. Моя жизнь — говорю об этом открыто — не раз была украшена знакомством и дружбой с замечательными людьми еврейской национальности — учеными, врачами, художниками, литераторами. Я вовсе не утверждаю, что евреи — плохие, а мы, русские, хорошие, что мы во всем правы, а они — нет и т. д.

Но я утверждаю: МЫ — РАЗНЫЕ!

Именно потому, что я часто сталкивался с этим и как историк, и на богатом собственном опыте, я твердо знаю: мы по-разному смотрим на очень многие вещи, у нас во многом разные ценностные и нравственные установки, шкалы приоритетов, модели поведения. Но самое главное: мы по-разному смотрим на Россию и русскую нацию, по-разному оцениваем их прошлое и настоящее. И эту фактическую разницу — не преодолеть, не затушевать, не замолчать, не сбросить со счета.

К чему приводит эта разница во взглядах? Вот тут уместно вернуться к тому, с чего я начал эту статью.