Диктатор мира

Подниматься бессмысленно. Около двадцати аппаратов парять вокруг, в два яруса — по десяти. Стрелять не будут, конечно, им нужно не уничтожить, а захватить. Но у каждого полицейского аэроплана есть омматин, производящий временную слепоту, асфиксион, при вдыхании которого теряется сознание на несколько часов. Они пустят все в ход. Кроме того, скорость движения у них не меньшая.

— Ну, как? Владимир!

— Бесполезно!

Видя, что беглецы не движутся с места, два аппарата начинают вертикально снижаться. Один белый, с красными полосами, — английский. Другой — с синими крыльями, белой каютой и красным остовом, очевидно, французский. Достигнув поверхности земли, они мягко ударяются буферами о песок, замирають. С борта каждого соскакивают по несколько солдат в серебряных кепи.

— Удушливым газом? — шепчет возле плеча Ариадна.

— Пусть подойдут ближе…

— Потом полетим?..

— Посмотрим…

Солдаты приблизились. Впереди каждого отряда идет полицейский чиновник. Один из них совсем недалеко. Поднимает руку, кричит:

— Сдавайтесь!

— Пора… — тихо произносит Владимир.

Он берет трубку, выдвигает вперед. И рука вдруг немеет. Будто внезапно превращенная в дерево, безжизненно падает на аппаратный столик, роняет трубку. Владимир наклоняется, делает усилие, старается схватить… Пальцы не повинуются.

— Именем закона! Вы — мадам Штейн?

Около аппарата стоит французский чиновник в сверкающей серебряным шитьем форме воздушной полиции. Он держить руку у козырька кепи, почтительно ждет.

— Да, я.

Ариадна наружно спокойна. Лицо только бледно. Расширены зрачки.

— Мерси, — любезно говорит француз. — Согласно предписанию правительства, мадам, должен сообщить, что вы подлежите задержанию Очень прошу только смотреть на эту меру не как на арест, а как на временное почетное лишение свободы. Разрешите попросить вас сойти с аэроплана, мадам?

— Владимир! — вздрагивает Ариадна. — Владимир!

Но Владимир неподвижен. Он стоит, прислонившись к тонкому столбу аппарата, закрыл глаза, молчит.

— Я не сойду, мсье, — спокойно произносит Ариадна. — Вы возьмете меня отсюда только силой.

— Я вас прошу, мадам!

— Только силой!

— Вы мне доставляете большое страдание, мадам. Но если иначе невозможно, то что же делать. Я принуждеи буду приказать вынести вас на руках. Вы не передумали, мадам?

Молчание.

— Берите!

Солдаты взобрались, окружили Ариадну кольцом. Осторожно обвивают талию веревкой. Один положил уже руки на плечи…

— Владимир! Я не могу!

Владимир не движется. Он не видит ничего. Какой-то яркий туман проходит перед ним, где-то раздается нежное пение. Ариадна… Диктаторы… Люди… Весь мир… Нет никого. Все исчезло. Покой, покой, покой…

— Воздух горит! — отступает вдруг солдат, пытавшийся поднять с пола лежавшую без сознания Ариадну. — Воздух! — дико озираясь, восклицают другие. — Воздух! Воздух! — слышен тревожный крик вокруг, среди обоих отрядов. В паническом страхе бегут солдаты. Одна минута, две — оба аэроплана бросаются вверх.

А там, в небе, смятение. Точно в бурю, разбегаются во все стороны аппараты, гонимые ужасом. Тих, недвижим голубой воздух, осенняя даль по-прежнему нежна и прозрачна… Но никого наверху, до далеких слияний с землею.

Владимир приходит в себя, проводит пальцами по глазам, изумленно оглядывает пустыню.

— Что здесь было, Ади? Что было?

— Не знаю… Не понимаю…

— Их нет?

— Ты видишь…

Владимир бросается к аппаратному столику. Взвивается кверху.

— Нет, нет. Это уловка… Обман… — шепчет он. — Они стерегут. Они наблюдают. В темноту! В темноту!

V

Было спокойно и безопасно там, за полярным кругом.

Правда, на западе, над Землей Франца Иосифа, круглый год дежурили несколько воздушных международных метеорологических станций; к ним раз в неделю из Европы приходили аппараты, привозившие новые смены наблюдателей, увозившие отбывших дежурство. На востоке, на таком же расстоянии, лежали острова Ново-Сибирские. На них работала арктическая физико-географическая комиссия петербургской Академии наук.

Но здесь, на долготе мыса Челюскина, — никого. Никакого движения, ни одного любопытного глаза. Была середина ноября, давно наступила полярная ночь. В первые дни после прибытия Ариадна с тоскою следила, как ежедневно, около того времени, когда должен быть полдень, южный небосклон вдруг озарялся зарей, над фиолетовым снежным полем протягивалась нежная полоса, вестник далекого солнца. И затем — заря гасла. С каждыми сутками полоса становилась слабее. Вместо солнца настойчиво, подолгу, небом начинала владеть луна.

Эта луна!.. После периода падения снега две недели из-за нее пришлось провести почти у самого полюса. Солнца нет, она царит над ледяными пространствами, превращает ночь в день, вырисовывает каждую глыбу, черня прорывы воды над струями теплых течений, бросая сизые тени. Только когда к новолунью она ушла под горизонту навстречу невидимому солнцу, — можно было вздохнуть, передвинуть аппарат на юг, к восьмидесятому градусу.