Диктатор

Теренция не предложила навестить Цицерона, и он тоже не просил ее повидаться с ним, а, наоборот, написал: «Нет причин, чтобы ты в настоящее время покидала дом. Это длинное, небезопасное путешествие, и я не вижу, какую пользу может принести твой приезд».

Той зимой Марк Туллий часто сидел у огня и мрачно размышлял о положении своей семьи. Его брат и племянник все еще находились в Греции и писали и говорили о нем в самых ядовитых выражениях: и Ватиний, и Аттик показывали ему копии этих писем. Жена, с которой Цицерон не имел никакого желания встречаться, отказывалась посылать ему деньги, чтобы оплатить расходы на жизнь, а когда он, в конце концов, устроил так, чтобы Аттик перевел ему кое-какие наличные через местного банкира, выяснилось, что Теренция вычла две трети этой суммы для личного пользования. Сын его проводил много времени вне дома, пьянствуя с местными солдатами и отказываясь уделять внимание занятиям: он мечтал о войне и часто не трудился скрывать свое отвращение к той ситуации, в какой оказался его отец.

Но больше всего Цицерона тяготили думы о дочери.

От Аттика он узнал, что Долабелла, вернувшись в Рим в качестве трибуна плебеев, теперь полностью игнорировал Туллию. Он оставил супружеский кров и заводил интрижки по всему городу. Самой знаменитой из них была интрижка с Антонией, женой Марка Антония. Эта измена взбесила начальника конницы, хотя тот и жил совершенно открыто со своей любовницей Волумнией Киферидой – актрисой, выступавшей обнаженной. Позже он развелся с Антонией и женился на Фульвии, вдове Клодия. Долабелла не дал Туллии никаких денег на содержание, а Теренция – несмотря на многочисленные просьбы Цицерона – отказывалась платить ее кредиторам, говоря, что это обязанность мужа Туллии. Цицерон полностью винил себя за крушение своей общественной и личной жизни.

«Мой крах – всецело дело моих рук, – писал он Аттику. – Ни одно из моих несчастий не было случайным. Во всех их следует винить меня. Однако хуже всех вместе взятых бедствий то, что я оставлю бедную девочку без отца, без наследства, без всего, что должно было бы ей принадлежать…»

Весной, все еще не имея известий от Цезаря – говорили, что тот находился в Египте со своей последней любовницей, Клеопатрой, – Цицерон получил письмо от Туллии, объявлявшей о своем намерении присоединиться к отцу в Брундизии. Его встревожило то, что ей предстояло предпринять такое трудное путешествие в одиночку, но останавливать ее было слишком поздно – Туллия позаботилась о том, чтобы к тому времени, как отец узнает о ее намерениях, уже находиться в дороге. Я никогда не забуду ужаса Цицерона, когда она наконец прибыла к нам спустя месяц пути в сопровождении лишь одной служанки и одного пожилого раба.

– Моя дорогая девочка, не говори, что это вся твоя свита… Как твоя мать могла допустить такое?! – возмутился мой друг. – Тебя могли ограбить по дороге или сделать что-нибудь похуже!

– Теперь нет смысла беспокоиться об этом, отец, – возразила молодая женщина. – Я здесь, цела и невредима, не так ли? И то, что я снова тебя вижу, стоило любого риска и любых неудобств.

Путешествие показало силу духа, который горел в этом хрупком теле, и вскоре присутствие Туллии осветило весь наш дом. Комнаты, закрытые на зиму, начали мыть и переустраивать. Появились цветы, еда стала лучше, и даже юный Марк пытался вести себя воспитанно в ее обществе. Но еще важнее улучшений в домашнем хозяйстве было то, что Цицерон воспрянул духом. Туллия была умной молодой женщиной: родись она мужчиной, из нее вышел бы хороший адвокат. Она читала поэтические и философские произведения и – что было сложнее – понимала их достаточно хорошо, чтобы отстаивать свою точку зрения в дискуссиях с отцом. Она не жаловалась на свои беды, а лишь отмахивалась от них.

«По-моему, таких, как она, земля еще не видывала», – писал Цицерон Аттику.

Чем больше он восхищался дочерью, тем меньше мог простить Теренции то, как та обращалась с нею. Время от времени он бормотал мне:

– Что за мать позволяет своей дочери путешествовать на сотни миль без сопровождения? Или сидит сложа руки и допускает, чтобы ее унижали торговцы, чьи счета она не может оплатить?

Однажды вечером, когда мы ужинали, он напрямик спросил Туллию, чем, по ее мнению, можно объяснить поведение Теренции.

Та ответила просто:

– Деньгами.

– Но это же нелепо! Деньги – это так унизительно!.. – воскликнул оратор.

– Она вбила себе в голову, что Цезарю понадобятся огромные суммы, чтобы оплатить расходы на войну, и единственный способ, которым он их раздобудет, – конфискуя собственность своих противников, а ты среди них главный.

– И поэтому она оставила тебя жить в нужде? Какая в том логика?

Туллия поколебалась, прежде чем ответить.