Цицерон тоже был полон решимости устроить праздник, чувствуя, что заслуживает его после семи месяцев неустанного напряжения и трудов, и наметил для этого идеальное место. Богатый сборщик налогов, которому он оказал много юридических услуг, недавно умер, оставив ему по завещанию кое-какую собственность – небольшую виллу на Неаполитанском заливе, в Кумах, между морем и озером Локрин. В те дни, следует добавить, было незаконно брать прямую оплату за свои услуги в качестве адвоката, но разрешалось принимать наследство, а кроме того, за этим правилом не всегда строго следили. Марк Туллий никогда не видел этого места, но слышал, что оно пользуется репутацией одного из самых красивых в тех краях. Он предложил Теренции отправиться туда, чтобы вместе осмотреть имение, и она согласилась, хотя затем, обнаружив, что я включен в число приглашенных, впала в один из своих приступов хандры.
Я подслушал, как она жалуется своему супругу:
– Знаю я, как все будет. Мне придется оставаться в одиночестве весь день, пока ты будешь запираться с этой своей «официальной женой»!
Цицерон ответил что-то успокаивающее, дескать, такого никогда не случится, а я постарался не путаться у Теренции под ногами.
Накануне нашего отъезда Марк Туллий дал обед для своего будущего зятя, Крассипа, и тот ненароком упомянул, что Красс, с которым он был очень близок, вчера спешно покинул Рим, никому не сказав, куда отправляется.
– Без сомнения, он услышал, что какая-нибудь пожилая вдова в захолустном уголке стоит на пороге смерти и ее можно уговорить задешево расстаться с собственностью, – сказал Цицерон.
Все рассмеялись – кроме Крассипа, который принял очень чопорный вид.
– Уверен, он просто отправился отдыхать, как и все остальные.
– Красс не отправляется отдыхать – от отдыха нет выгоды, – возразил Цицерон, поднял свою чашу и предложил тост за Крассипа и Туллию: – Да будет их союз долгим и счастливым, и да будет он благословлен множеством детей – я бы лично предпочел минимум троих!
– Отец! – воскликнула Туллия, затем засмеялась, покраснела и отвела взгляд.
– Что? – с невинным видом спросил Цицерон. – У меня седые волосы, и теперь мне нужны внуки, с которыми можно будет возиться.
В тот вечер он рано встал из-за стола.
Прежде чем отправиться на юг, Марк Туллий захотел повидаться с Помпеем Великим. В частности, он хотел ходатайствовать, чтобы Квинту разрешили отказаться от поста легата и вернуться домой с Сардинии. Цицерон отправился к Помпею в носилках, но приказал носильщикам идти медленно, чтобы я мог держаться рядом и мы могли беседовать. Темнело. Нам пришлось пропутешествовать примерно милю, за городские стены, в сторону холма Пинчо, где находилась новая загородная вилла Гнея Помпея, которую правильнее было бы назвать дворцом. Она выходила на стоящий внизу обширный комплекс храмов и театров близившегося тогда к завершению Марсова поля.
Триумвир обедал наедине с женой, и нам пришлось подождать, пока они закончат. Во внешнем дворе его виллы команда рабов переносила груды багажа в шесть затащенных во двор повозок. Сундуков с одеждой, коробок с посудой, ковров, мебели и даже статуй было столько, словно Помпей собирался обосноваться где-то в другом доме.
В конце концов, появилась супружеская чета, и Помпей представил Цицерону Юлию, а тот, в свою очередь, представил ей меня.
– Я тебя помню, – сказала мне молодая женщина, хотя я был уверен, что она лукавит.
Ей исполнилось лишь семнадцать, но она была очень грациозна. Супруга Помпея обладала изысканными манерами своего отца, и отчасти – его способностью смотреть пронизывающим взором. Я внезапно со смущением вспомнил о голом безволосом торсе Цезаря, распростертого на массажном столе в его штаб-квартире в Мутине, и мне пришлось прикрыть глаза, чтобы изгнать из головы этот образ.
Юлия почти сразу ушла, сославшись на необходимость хорошо выспаться перед завтрашним путешествием. Помпей поцеловал ей руку – он был очень ей предан – и провел нас в свой кабинет. Это была просторная комната размером с целый дом, забитая трофеями, привезенными из многих кампаний. Среди трофеев был плащ Александра Великого – во всяком случае, хозяин дома утверждал, что это именно он.
Гней Помпей уселся на кушетку, сделанную из чучела крокодила – по его словам, ее подарил ему Птолемей, – и пригласил Цицерона сесть напротив.
– У тебя такой вид, будто ты начинаешь военную экспедицию, – сказал Марк Туллий.
– Так уж получается, когда путешествуешь с женой, – развел руками триумвир.
– Могу я спросить, куда ты направляешься?
– В Сардинию.
– А, – сказал Цицерон, – какое совпадение! Я как раз хотел спросить тебя насчет Сардинии.
И он принялся приводить красноречивые доводы в пользу того, чтобы его брату разрешили вернуться домой, в особенности ссылаясь на три причины: то, как долго Квинт пробыл вдали от дома, необходимость для него провести время с сыном, который становился очень трудным мальчиком, и то, что ему больше подходит быть военным, а не гражданским начальником.
Помпей выслушал это, откинувшись на своем египетском крокодиле и поглаживая подбородок.