Остальные согласились с этим, и мы, все четверо, немедленно отправились в путь, взяв нескольких рабов для защиты, – по склону Палатина, вниз по ступеням в долину и через дорогу Югария к подножию Тарпейской скалы.
Воздух был странно неподвижным, вялым из-за надвигающейся грозы, и оживленная улица, обычно забитая запряженными быками повозками, была безлюдной, не считая нескольких человек, бредущих в сторону форума. У них были ошеломленные, озадаченные, испуганные лица. И, если кто-нибудь искал предзнаменований, ему достаточно было посмотреть на небо. Громады плотных черных туч как будто давили на крыши храмов, а когда мы начали подниматься по крутым ступеням, послышался треск грома.
Дождь был холодным и сильным, и камни сделались скользкими. Нам пришлось помедлить на полдороге, чтобы перевести дух. Рядом с нами по зеленой, поросшей мхом скале бежал поток воды, превращаясь в водопад, а под нами я видел изгиб Тибра, городские стены и Марсово поле. Я понял тогда, насколько умной, с военной точки зрения, была эта часть плана – сразу после убийства отступить в Капитолий: крутые утесы превратили его в природную неприступную крепость.
Мы продолжали свой путь и, наконец, добрались до ворот на вершине, которые охраняли гладиаторы – грозные с виду парни из Ближней Галлии. С ними находился один из офицеров Децима. Он узнал Цицерона и приказал пропустить нас, а потом сам провел нас в окруженное стенами место, мимо сидящих на цепи собак, которые охраняли Капитолий ночью, и дальше – в храм Юпитера, где собралось по меньшей мере сто человек, укрывавшихся в полумраке от дождя.
Когда Марк Туллий вошел, его приветствовали аплодисментами, и он двинулся по кругу, пожимая руки всем убийцам, кроме Брута, чья рука была перевязана из-за раны, которую ему случайно нанес Кассий. Они сменили свои окровавленные одежды на свежевыстиранные тоги и теперь вели себя сдержанно и даже мрачно. Эйфория, последовавшая сразу за убийством, испарилась. Я с изумлением увидел, как много ближайших сторонников Цезаря поспешили к ним присоединиться: например, Луций Корнелий Цинна, брат первой жены диктатора и дядя Юлии – Цезарь недавно сделал его претором, однако вот он, здесь, с убийцами своего бывшего зятя. Здесь был и Корнелий Долабелла – вечно вероломный Долабелла, – который не шевельнул и пальцем, чтобы защитить Гая Юлия в зале Сената, а теперь обнимал за плечо Децима, человека, заманившего их стародавнего командира в гибельную ловушку. Долабелла подошел, чтобы присоединиться к беседе Цицерона с Юнием Брутом и Кассием.
Брут спросил моего друга:
– Итак, ты одобряешь то, что мы сделали?
– Одобряю? Это величайшее деяние в истории республики! Но скажите мне, – спросил Марк Туллий, осмотревшись по сторонам, – почему все вы забились сюда, с глаз долой, как преступники? Почему вы не внизу, на форуме, чтобы сплотить людей вокруг своего дела?
– Мы патриоты, а не демагоги. Нашей целью было убрать тирана – и ничего больше.
Цицерон удивленно уставился на Брута:
– Но кто же тогда управляет страной?
– В данный момент – никто, – ответил тот. – Следующим шагом будет создание нового правительства.
– А разве вы не должны просто объявить правительством себя?
– Это было бы незаконно. Мы не для того свергли тирана, чтобы сделаться тиранами вместо него.
– Ну, тогда собирайте немедленно Сенат, в этом храме – у вас же есть власть, как у преторов, – и позвольте Сенату объявить чрезвычайное положение до тех пор, пока не удастся провести выборы. Это будет совершенно законно.
– Мы думаем, что будет более конституционным, если Марк Антоний как консул соберет Сенат.
– Марк Антоний? – Удивление Цицерона перешло в тревогу. – Вы не должны и близко подпускать его к этому делу! Он обладает всеми худшими качествами Цезаря и ни одним лучшим.
Затем он воззвал к Кассию Лонгину, прося его поддержки.
– Я согласен с тобой, – ответил Кассий. – По-моему, нам следовало бы убить его вместе с Цезарем. Но Брут бы этого не потерпел. Поэтому Требоний задержал Марка Антония на пути в зал Сената, чтобы тот смог уйти.
– И где же он теперь? – спросил Марк Туллий.
– Предположительно, в своем доме.
– Зная его, я бы в этом усомнился, – сказал Долабелла. – У него найдутся дела в городе.
Пока шел этот разговор, я заметил, что Децим Брут беседует с парой своих гладиаторов. А потом он поспешил куда-то через храм, и выражение его лица было мрачным.
– Мне доложили, что Лепид уводит свой легион с Тиберины, – сказал он нам.
– Мы сможем сами убедиться в этом отсюда, – предложил Гай Кассий.
Мы вышли наружу и последовали за Кассием и Децимом, обогнув огромный храм и поднявшись на возвышенное мощеное место к северу, откуда открывался вид на несколько миль – на Марсово поле и дальше. Сомнений не было: легионеры маршировали через мост и строились на речном берегу рядом с городом.
Юний Брут выдал свою тревогу, непрерывно притоптывая ногой.
– Я послал гонца к Лепиду несколько часов тому назад, – сказал он, – но гонец не вернулся с ответом.
– Это и есть ответ, – заявил Кассий.