Диктатор

У Гамова была хорошая особенность — приступая к объективному анализу обстановки, он превращался из оратора в ученого. Никаких воодушевляющих речей, пафоса и актерства! С Гамовым анализирующим мне было легче, чем с Гамовым ораторствующим. Оратора Гамова приходилось только слушать, не споря.

И он начал анализ с повторения, что признание в неурожае не бахвальство, а жалоба. Прежде Аментола не призывал к жертвам ради победы, он спокойно уверял свой народ и союзников, что все для окончательного успеха уже есть — и это даже после гибели армии Вакселя и Троншке. Упоминание о жертвах — исповедь в слабости. Каковы же эти жертвы? Первая — предательство военнопленных. Раз экспорт продовольствия запрещен, значит, они не получат посылок из Кортезии, а живут на нашем пайке. Тут две возможности: мы не меняем пайка, военнопленные быстро худеют, растет смертность. Мы терпим материальный убыток от прекращения конфискации части посылок и несем психологический урон от негодования против нашего обращения с пленными. Вторая возможность — мы увеличиваем пайки до международных. Новый материальный урон, зато жестокость Аментолы противостоит нашему великодушию. Какой вариант выгодней?

— Вы, конечно, выберете увеличение пайка пленным.

— А разве вы сделаете другое? Я продолжаю, Семипалов.

Вторая жертва Аментолы — он предает союзников. У них плохой урожай, но он отказывает им в продовольствии, которое они всегда получали, а сейчас должны бы получить в увеличенном объеме. И клуры, и корины возмущены, они обвиняют кортезов в эгоизме. Тут все политические козыри в нашу пользу. Но война не прекращена, и слово военных веско. Сейчас военные за Аментолу — еще больше, чем раньше. Они ощутили силу и подняли голову. Вот груз на политических качелях — на одном конце негодование на Аментолу за отказ в продовольствии и благодарность нам за защиту их детей от эпидемии, а на другом — обвинение, что мы виновны в их неурожае, и растущая мощь военных, их стремление очистить себя от позора недавнего поражения. Что пересилит?

— Клуры — воинственный народ, у них и в Корине сильны традиции воинской чести, — сказал я. — Боюсь, не только у военных, но и у населения немалая жажда реванша. И они потребуют от Аментолы отменить его запрет.

— Наверное, так. И если Аментола настоящий политик, он восстановит экспорт продовольствия.

В тот вечер я вызвал к себе Готлиба Бара и Павла Прищепу.

— Второе конфиденциальное совещание, — сказал я. — Мне срочно нужны две справки: какой точно урожай у нас и какой в Клуре и Корине. Карточная система там уже введена. Что урожай плох, об этом упомянул и Аментола, но я не верю его цифрам.

Готлиб Бар принес справку на другой день. Наша сводка показывала средний урожай. Хотя Штупа энергично отгонял все циклоны с запада, но этим открыл дорогу северным ветрам, они нагнали достаточно воды, чтобы растения зрели нормально.

Прищепа принес свои данные только на третий день.

Как я и ожидал, сведения Аментолы были неверны. Он сильно приукрасил положение союзников. Клур собрал не половину, а только четверть обычного урожая, в Корине он приближался к трети. Прищепа прибавил еще две сводки — резервы продовольствия в обеих странах. До войны там склады распирало от запасов. Война внесла свои жестокие коррективы. Поражения в Патине и Родере и забота о своих в плену сделали склады в обеих странах почти пустыми.

— В принципе надо радоваться: раз у врага положение плохо, это на пользу нам, — сказал Прищепа, но улыбнулся сумрачно, а не радостно.

— Не тот случай, чтобы искать себе выгоду в голоде врага, Павел. Мы так часто и так крупно играли в неклассические игры, что и сами оказались в неклассическом положении. Боюсь, нам не придется радоваться беде наших врагов.

И Клур, и Корина долго не решались признаться в катастрофе. Возможно, шли тайные переговоры между ними и Кортезией, но даже разведчики Прищепы ничего не разузнали. И только с приближением зимы в Клуре и Корине в один и тот же день объявили о снижении карточных выдач, о конфискации всех частных хлебных запасов, чтобы предотвратить спекуляцию. А на другой день мы услышали новое извещение обоих правительств: Клур и Корина обращались ко всем странам мира с просьбой помочь продовольствием — за наличные деньги либо взаймы.

Гамов созвал Ядро.

— Заметьте, что оба правительства обращаются не к союзникам, а ко всему миру, то есть также и к воюющим с ними. Еще год назад мы и помыслить не могли о таком повороте дел.

— Вполне неклассическая ситуация, — согласился я. — Но какая нам польза от этого? Они ведь не предлагают нам мира. Без предложения о мире не может быть и разговора о помощи.

— Запросим, не связывают ли они просьбу о помощи с предложением мира? Вудворт, как это сделать?

Вудворт напомнил, что дипломатических связей с враждебными государствами у него нет, но можно обратиться к стерео. В этом случае наше предложение узнает все их население.

— Тогда — по стерео. Подготовьте наш запрос — и в эфир!