Эта смерть перевернула в нем все. Теперь он будет другим. Если его и прежде называли жестоким и беспощадным, называли палачом и тираном, коварным властителем и диктатором, то отныне он и будет таким. Нет, они еще не знают, что такое истинная, а не выдуманная жестокость, что такое истинное, а не выдуманное коварство и что такое истинный, а не высосанный из пальца диктатор! Теперь они это узнают и почувствуют сполна! Теперь ему никто не помешает строить социализм, какой не построили и не смогут построить нигде в мире! Вот теперь-то он будет поистине беспощаден, потому что иначе невозможно повергнуть в прах старый мир и возвести новый!
Кажется, не существует на свете таких людей, которых ожесточает смерть родных им людей. Напротив, они становятся мягче, добрее, милосерднее к людям. Он, Сталин, не такой, как все. Смерть жены лишь ожесточила его, окончательно убедив в том, что весь мир держится на предательстве и измене.
Сталин закрыл глаза, и все, кто был на похоронах, подумали, что он скрывает слезы печали от окружающих его людей. А он просто не хотел видеть ни этого гроба, ни эту женщину, которая лежала в нем, ни этих людей, за внешней скорбью скрывающих свое злорадство, ни этих похорон.
Его обуревали грозные думы.
Сколько раз его предавали! Плели заговоры, сколачивали враждебные фракции, готовили на него покушения, замышляли уничтожить, вырвать из его рук власть. Вставали поперек пути, пытаясь помешать ему идти так, как он хотел, и туда, куда он стремился. Сколько раз пытались заткнуть ему рот! Изощрялись, чтобы извратить его мудрые указания! И сейчас все, что плохо в стране, пытаются свалить на него одного, высмеять его смелые предначертания, напакостить и навредить, чтобы скомпрометировать его великие планы.
Сколько раз его предавали! Предавали враги, предавали друзья. Теперь вот предала и его собственная жена. В такой момент, когда враги еще не сломлены, планы не осуществлены, когда против него восстал целый мир, когда ему особенно нужны и опора, и забота, и женская ласка, и те особые слова, которые способны вдохновить на борьбу. В такой момент!
Мир стоит на предательстве — эта навязчивая мысль не давала ему покоя. Но если это так, то люди в конце концов взорвут самих себя вместе с планетой, на которой им суждено было жить…
Пусть никто не думает и не надеется на то, что смерть жены подорвет его силы, сделает беспомощным и жалким, обезоружит его духовно и парализует способность повелевать и вести за собой великий народ. Пусть и не надеются!
Он доведет начатое дело до конца. Отныне не будет в его сердце ни жалости, ни милости к падшим и заблудшим, а тем более к врагам. Он сметет их с пути, как ненужный мусор, как препятствие на пути к высшей цели, превратит их в пыль, которую развеет жестокий и праведный ветер истории!
Он приведет страну к коммунизму, как бы ни издевались над ним враги и скрытые недруги. Пусть изрыгают проклятья, сочиняют на своих кухнях и в подворотнях омерзительные анекдоты, пусть, забравшись в подвалы, строчат о нем гнусные статейки,— он не дрогнет. Путь тернист, дорога длинна, и справа и слева от нее бездонные пропасти. Горе тем, кто станет поперек пути, горе тем, кто изменит или даже будет заподозрен в измене, горе и тем, кто станет сомневаться и пытаться поколебать народ, спаянный единой волей. Он приведет народ к заветной цели, и тогда имя его навечно останется на скрижалях истории, как имя Великого Победителя, и мир будет славить его — непревзойденного вождя всех времен и народов. Известно всем, что победителей не судят!
Сталин открыл глаза. Возле него уже не было ни постамента с гробом, в котором лежала и спала теперь уже вечным сном его Татька, его любимая предательница, не было тех, кто пришел проводить ее в последний путь. Лишь стаи воронья носились над ним с неистовым карканьем, разметанные сильным ветром, превратившимся в метель.
И он вдруг с ужасом и радостью почувствовал, что и сам превращается из живого человека с бьющимся сердцем и мыслящим мозгом в незыблемый, высеченный из гранита, величественный, сработанный на века монумент…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
— Народ не захочет.
Семи[нарист]: — Устранить народ.
Глава первая
Уже на следующий день после памятной вечеринки на квартире Ворошилова в «Правде» появилось сообщение о смерти Надежды Сергеевны Аллилуевой. Оно было до удивления кратким:
«В ночь на 9 ноября скончалась активный и преданный член партии тов. Надежда Сергеевна Аллилуева. ЦК ВКП(б)».
А ниже — некролог, подписанный Екатериной Ворошиловой, Полиной Жемчужиной, Зинаидой Орджоникидзе, Дорой Хазан, Марией Каганович, Татьяной Постышевой, Анной Микоян. Вслед за ними поставили подписи Ворошилов, Молотов, Орджоникидзе и другие лица из самого близкого окружения Сталина — всего одиннадцать человек.