Дикое поле

Корчма Африкана Корыто оказалась не какой-нибудь там глинобитной мазанкой, а основательной постройки зданием, сложенным из кирпича и выложенным по карнизу симпатичными голубовато-изумрудными изразцами. Выходящие на улицу стены — по восточному обычаю, глухие — были расписаны узорочьем, узенькие оконца смотрели во внутренний двор, где были устроены летние террасы и кухня, террасы, кстати, не пустовали и сейчас, тем более что погода выдалась теплой. Двор чисто выметен, с каменными амбарами и конюшней — все добротное, выстроенное на века, видать, бывший раб стоял на этой земле прочно. Как и многие, ему подобные. А что? Вести бизнес в Орде было куда удобней и безопасней, нежели на разоренных русских землях, разоренных не столько нашествием Батыя, сколько — до него — княжескими междоусобицами. Из более четырехсот городов монголы разорили десятка три, не больше. Все же остальное свои, свои творили. Какая там, к черту, «Святая Русь», когда рязанцы, суздальцы, новгородцы и все прочие друг для друга — вражины лютейшие! Зря, что ли, князья к хану за ярлыками ездят? Заручиться поддержкой, войско, если что, попросить — и соседушек своих гнобить, гнобить, гнобить! А если еще и сбор дани на откуп взять получится… все финансовые потоки на себя перевести… у-у-у… об этом только мечтали. Пока.

Покачав головой, Михаил подошел к террасе и осмотрелся. Под увитыми виноградной лозой навесами уютно расположились клиенты — пока еще их было немного, с дюжину человек: парочка уже хорошо выпивших монголов, узнаваемых по резкому запаху от рождения немытых тел, а все остальные, судя по внешнему облику, — русские: купцы, приказчики и так, мелкая торговая теребень.

Ратников задумчиво уселся на свободную скамеечку в сторонке от всех. Интересно, новгородец уже здесь? Или еще не пришел, не появился?

— Хозяина покличь, — негромко попросил Михаил враз подбежавшего служку. — Скажи, поклон ему… от Корягина Саввы. Он знает.

— Передам, — шустро поклонился слуга. — А что принести? Бражицы? Пива? Или, может быть, фряжского вина?

— Так уж и фряжское? — усомнился молодой человек.

Слуга улыбнулся:

— Из Кафы. Но по вкусу, как фряжское. Они же и делают. Правда, скажу сразу, недешево.

— Ладно… — Ратников тряхнул мошной, в которой приятно звякнуло полученное от йисута серебро. — Тащи кувшинчик на пробу.

Вино и закуски — пареную репу с запеченной в яблоках уткой, пироги да ячменную кашу на большом серебряном подносе — принес, надо полагать, сам хозяин осанистый угрюмого вида мужик с окладистой, черной с проседью, бородою, одетый в длинную, до колен, рубаху и лазоревый, расшитый мелким бисером, кафтан, явно свидетельствующий о его финансовой состоятельности.

— Угощайся, друже, — поставив поднос на стол, поклонился кабатчик. — Нужного тебе человечка еще нет. Как появится, я дам знать.

— Добро, — Ратников выкатил на стол серебряху.

Африкан Корыто поморщился:

— Убери, друже. Угощаю нынче!

— Даже так?!

— Друзья Саввы — мои друзья. Нешто друзей обирать можно?

Михаил, честно говоря, обрадовался — йисут-то не так уж и расщедрился, денег было мало. А тут — утка в яблоках, каша, пироги да еще вино… Неплохо. Очень даже неплохо.

Новгородца Ратников углядел сам, точнее сказать — услышал.

— Эй, целовек! Целовеце!

Миша сразу и обернулся: это ведь в Новгороде вот так вот «цокали» да вставляли лишние гласные.

— Целовек!

— Что угодно, господине?

— Пива пока принеси да покушать что-нибудь…

Ратников искоса присмотрелся: довольно молод — лет и тридцати нет, не высок, не низок, лицо неприметное, круглое, с реденькой кургузою бороденкой и такими же редкими усиками, не сказать, чтоб неприятное, но и красавцем особым не назовешь, так, обычное лицо, обычный мужичок. Неприметный, такой, как все. Одежка тоже подобрана в тему: темная рубаха, синий, без изысков, кафтан, армячок серенький. Но все добротное, новое, а на поясе — увесистый кошель и кинжал. Да еще за голенищем — Миша приметил — ручка от ножика засапожного торчала. Вооружен изрядно! И, похоже, никого видеть не хочет, знакомиться ни с кем не намерен, сидит себе в уголке, кушает. Что, больше негде перекусить? Или тут у него встреча? Да и этот ли? Может, показалось?

— Вон тот, — поставив еще один кувшин, незаметно кивнул подошедший хозяин. — В углу который.

Он! Правильно угадал, значит.

Ага… вот и еще один — этот явно местный, татарин или, скорее, кыпчак, лицо, как тарелка, плоское, узкоглазое, злое, одежка дорогая, да грязная, за поясом плеть…

— Ай, ай, Караим-мурза, как я тебя рад, уважаемый, видеть! — выскочив из-за стола, рассыпался в любезностях новгородец. — Садись, садись, дорогой.

— Зыдырав буть, Окун. Чэго звал?

— Так, может, поначалу откушаем?

— Некогда минэ кушат! Гавары! На сто дырхэм сагласен? Нэт — ухажу.

— Эй, эй, постой, уважаемый Караим-мурза. Сто дирхемов за шестерых пленников, это, знаешь, слишком. Здесь ты их за такую цену нипочем не продашь.

— Я и нэ прадаю. Пуст у минэ будут.

— Ну и сдохнут они у тебя с голоду. И что? Ведь точно — за зиму сдохнут!

— Пуст!

— Караим-мурза! А за полсотни дирхемов ты себе хорошего коня купишь, ай!