Год, таким образом, был очень труден для Диккенса и, несомненно, вся цепь ударов, обрушившихся на писателя, обусловила мрачный тон опубликованной в следующем году «Повести о двух городах» и печальную интонацию «Больших надежд», выходивших в «Круглом годе» в 1860—1861 гг.
«Целью „Больших надежд“ — несомненно, в значительной степени бессознательной, ибо Диккенс был, прежде всего, гений интуиции, — было разрушить фальшивый подтекст декларативно автобиографического „Дэвида Копперфилда“, который, при всём своём великолепии, содержит временами сверхчистенькие, преждевременно самодовольные ноты», — писал современный английский романист и критик Энгас Уилсон.
Примечательно, что сам автор полагал (во всяком случае, объявил об этом Форстеру), будто пишет юмористическую историю о мальчике и сельском увальне-кузнеце. На деле же он создал грустный роман о жестокой любви и утраченных иллюзиях.
Книга, представляющая собою плод глубоких раздумий писателя о жизненных, моральных ценностях, населена привычными для нас у Диккенса персонажами: сирота Пип, жутковатая — полубезумная от пережитого предательства и мстительная — мисс Хэвишем, беглый каторжник Мэгвич, угрюмый адвокат Джеггерс... Но все они освещены неким новым светом, безусловно, проистекающим из конфликта, в котором находился в это время автор с обществом.
Начало «Больших надежд», кажется, возвращает нас к фольклорной фантастической образности и сентиментальной нравоучительности очаровательных «Рождественских рассказов», которые писал Диккенс в сороковые годы. Сочельник, мрачный погост, сирота на могиле родителей, беглый каторжник — всё это атрибуты созданного им как жанра «страшного» святочного рассказа...
Но далее автор словно пародирует и форму, и атмосферу, и сами идеи этих рассказов, вкладывая хрестоматийные истины и мораль в уста собравшихся в доме кузнеца пошлых обывателей и заставляя Пипа через силу выслушивать их наставления. Псаломщик Уосл, колесник Хабл и его жена, торговец зерном Памблчук — карикатурный коллективный портрет вопиющего, пошлого, морализирующего мещанства.
Холодная красавица Эстелла — образ для творчества Диккенса новый.
Встреча в доме мисс Хэвишем с её воспитанницей — «юной леди», как сказано у Диккенса (в отличие от перевода М. Лорие, которая заменила это определение совсем не адекватным «нарядная девочка»), заставляет мальчика сожалеть об условиях, в которых он вырос. Красота «юной леди» вызывает у него желание стать лучше, образованнее, утончённее. Но и тут звучит горькая нота: эта влекущая и, казалось бы, возвышающая Пипа красота — зла в своей сущности! И приносит своему обожателю боль.
Уже при первой встрече мальчик плачет оттого, что Эстелла обращается с ним, как с «провинившейся собачонкой». Но в то же время страдает и от мыслей о той несправедливости, которую ему приходилось выносить в течение всей жизни от «воспитавшей его собственноручно» сестры, традиционной для Диккенса гротескно изображённой мегеры, которая тиранит и брага, и мужа. Даже самая, казалось бы, положительная черта миссис Джо Гарджери показана автором как источник несчастий для членов её семейства: «Миссис Джо была очень чистоплотной хозяйкой. Но обладала исключительным искусством делать чистоплотность куда более неудобной и неприемлемой, чем сама грязь. Чистоплотность сродни набожности, и некоторые люди делают то же самое с религией», — добавляет ощетинившийся против общественных устоев автор.
Мысли Пипа об унижениях, которым он подвергается, — совершенно очевидные реминисценции тяжких личных детских воспоминаний Диккенса. А вся последующая история любви героя к Эстелле — это проекция любви писателя к Эллен Тёрнан.
Конечно, Эстелла — не буквальный портрет Эллен, а её отражение в зеркале мучительной любви Диккенса. Эстелла «горда, своенравна», она «держится неприступно». Ей по душе предложение покровительницы «разбить сердце» юного и робкого «мальчишки из кузницы».
Любовь как преклонение и мука, любовь как страдание — лейтмотив романа.
Недавнее общение Диккенса с Андерсеном, его любовь к творчеству великого датчанина, безусловно, сказались на сюжете «Больших надежд»: ситуация — взрослая женщина и мальчик, приглашённый играть у ее ног, — явная калька «Снежной Королевы», написанной, отметим, в период 1843—1846 гг., когда знаменитый сказочник был отчаянно и безнадёжно влюблён в «шведского соловья» — певицу Дженни Линд. Как всё заледенело в чертогах Снежной Королевы, так в роковой час замерла жизнь в доме мисс Хэвишем. Не намекает ли на это сам автор, когда хозяйка мёртвого дома говорит Пипу: «Ты целуешь мне руку, будто я королева»? И уже, по сути, прямая цитата из Андерсена — слова мисс Хэвишем о своей воспитаннице:
«Я вырвала у неё из груди сердце и вставила вместо него кусочек льда»...
Пип не плачет, когда Эстелла ни с того, ни с сего бьёт его по лицу: «Я никогда не стану больше плакать из-за вас», — говорит он ей.