Дикий поток

Мрачный старый воин, который правил в долине в прошлом, знал людей, с которыми имел дело. Он носил два пистолета, и холодноглазые бандиты были рядом с ним день и ночь. Сол Хопкинс же имел дело с бумагами и цифрами так долго, что забыл человеческие уравнения. Он воспринимал опасность только как угрозу своим деньгам, - а не себе.

Он наклонился над столом, высокий, тощий, сутулый человек, с копной всклокоченных седых волос и крючковатым носом стервятника. Он посмотрел раздраженно на того, кто вошел в открывшуюся дверь, которая вела прямо на улицу. Джим Рейнольдс стоял там - огромный, темный, словно индеец, с одной рукой скрытой под пальто. Его глаза горели, как пламя. Сол Хопкинс похолодел, он почувствовал, впервые в своей жизни, явную неприкрытую угрозу, направленную не против его золота и его земель, но против его тела и его жизни. Ни одно слово не было произнесено, но электрическая искра понимания скакнула между мужчинами.

Со сдавленным криком старик Хопкинс вскочил, оттолкнув свое вращающееся кресло назад, ударившись о стол. Джим Рейнольдс вытащил руку из-под пальто, сжимающую Кольт 45. В небольшом офисе отчетливо прогремел оглушительный выстрел. Старик Сол вскричал, задыхаясь, и качнулся назад, схватившись за грудь. Следующая пуля попала ему в пах; согнувшись, он рухнул на стол и сразу же почувствовал толчок в бок, когда третья пуля впилась ему в живот. Он развалился на столе, истекая кровью, соскользнул, слепо пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь, и рухнул на пол, его пальцы конвульсивно сжались, полные рваных документов, которые упали прямо на него, испачканные в крови, забрызгавшей весь стол.

Джим Рейнольдс смотрел на него без единой эмоции на лице, в его руке дымился пистолет. Едкий пороховой дым заполнил помещение офиса, и казалось, что до сих пор здесь еще слышны звуки гулкого эха. Сол Хопкинс с трудом дышал, через его сереющие губы вырывался лишь свист, тело сотрясала предсмертная дрожь. Он еще не умер, но Рейнольдс знал, что Сол умирает. И словно очнувшись, Рейнольдс повернулся и вышел на улицу. Меньше минуты прошло с тех пор, как прозвучал первый выстрел, а по улице уже бежал мужчина с пистолетом в руке, громко крича. Это был Майк Дейли, полицейский. Рейнольдс знал, что у него лишь несколько минут до того, как остальные силы правопорядка достигнут места происшествия. Он стоял неподвижно, его пистолет висел на боку.

Дейли приблизился, запыхавшись, тыча своим пистолетом в молчаливого убийцу.

- Руки вверх, Рейнольдс! - пропыхтел он. - Что, черт возьми, ты сделал? Боже мой, ты стрелял в мистера Хопкинса? Отдай мне свой пистолет - отдай его мне!

Рейнольдс достал свой сорокпятый, повесив его на указательном пальце, вдетом в пусковую скобу, прикладом к Дейли. Полицейский хотел отобрать его, как только оказался рядом с Рейнольдсом, опустив неумышленно свой пистолет вниз. Большой кольт крутанулся на пальце Рейнольдса, приклад лег в ладонь, и Дейли уставился злыми глазами в черное дуло. Он был парализован этим трюком - трюком, который сам по себе показывал приверженность Рейнольдса к старине. Этот прием, любимый стрелками прежних времен, не использовался в этих местах в течение жизни целого поколения.

- Брось свой пистолет! - огрызнулся Рейнольдс. Дейли безмолвно разжал пальцы, и его пистолет упал на тротуар. Рейнольдс взмахнул кольтом и ударил рукояткой полицейского по голове. Дейли упал рядом со своей пушкой, а Рейнольдс побежал прочь по узкой улочке, проскочил через переулок и оказался на Французской улице в несколько шагах от того места, где припарковал свой автомобиль.

За спиной он слышал крики и топот приближающихся людей. Несколько праздных гуляк взглянули на него, но тут же отшатнулись, заметив оружие в его руке. Он прыгнул за руль и рванул вниз по улице, пересек мост, перекинутый через Ручей Акаций, и помчался вдаль по дороге. В этой части города было несколько резиденций, где деловые районы прилегали к самому берегу ручья. Через несколько минут он был на открытой местности, и только одинокие отдельные фермерские хозяйства встречались у него на пути.

Он даже не посмотрел в сторону тюрьмы на скале, где сидели его друзья. Он знал, что попытка освободить их сейчас будет совершенно бесполезна, даже если она увенчается успехом. Он считал правильным убийство Сола Хопкинса. Он не чувствовал ни раскаяния, ни торжества, только мрачное удовлетворение от неизбежной и хорошо выполненной работы. Его сущность была именно такой, как в прошлые опасные времена, в которые убийца, когда его толкает на это необходимость, скрывался в холмах и сражался там со всеми, кто выступал против него. Конечно, бегство не входило в его планы. Он был мрачным фаталистом прошедшего времени стрелков. Он просто искал логово, где мог бы затаиться. В противном случае он бы остался и сражался с полицией Бисли.