Дикий опер

Он посылал их поднять легкий ветерок и сдуть листву с присыпанных наспех трупов. Продемонстрировать отсутствие своего интереса к мирнским разборкам. Расслабить напрягшихся, спрятавшихся за кустами нехороших парней. Пусть вздохнут и выйдут из-за кустов. Навстречу следователю Приколову, шагающему из аэропорта с портфелем в руках.

– Когда у тебя самолет? – поинтересовался во время последнего разговора Быков.

– В девять вечера. Я возьму Тоцкого, – отвечал Антон.

Было это два часа назад.

Оперуполномоченный Мошков, великолепно сыгравший роль следователя Следственного комитета в тюрьме, ехал в Серебряный Бор в хорошем настроении.

Позавчера к нему подъехал дядька с явными признаками второй чеченской кампании на лице, уговорил поучаствовать в «концерте» вместе с судьей, вручил конверт и коротенькую фабулу недоразумения, случившегося с Занкиевым («Судья писал, – пояснил дядька, – так что все в теме»). Судья, сказал дядька, в курсе. Все в курсе. Просто задержанного без процесса не освободить, и в зале судебного заседания нужно строгое лицо в виде следователя. Никто не проверит и не узнает.

И Мошков поучаствовал.

А полчаса назад дядька позвонил и попросил приехать. Наверное, концерт он оценил на совесть и теперь хочет добавить. Наверное, и судья там будет.

– Я к Магомеду, – сказал Мошков в переговорное устройство перед воротами особняка в Серебряном Бору. Подумал, и исправился: – К Магомеду-Хаджи.

Его впустили, пригласили из машины за дом, откуда слабый и на удивление теплый ветерок уже доносил аромат жареного мяса.

Магомед-Хаджи сидел за столиком и пил красное вино. Рукав его рубашки был заляпан чем-то красным. «Наверное, вино пролил», – догадался Мошков.

– Садись, дорогой, – сказал хозяин, широким жестом указав Мошкову на стул перед собой. – Хочу угостить тебя красным вином из погребка бордоских виноделов и мясом.

Вино было разлито, и, когда фужеры опустели во второй раз, хозяин спросил:

– Ты купил детям игрушки на те деньги, что я тебе подарил? Купил ли жене красивое платье?

– У меня нет жены, – весело рассмеялся Мошков. Вино приятно грело желудок на холодке улицы и разливалось дымкой в голове. Сам двойной вопрос чеченца привел его в хмельной восторг. У него нет жены, так откуда могут быть дети?

– А скажи, Олег, – мягко улыбаясь, проворковал хозяин, – спрашивал ли кто тебя о том процессе?

Мошков отмахнулся.

– Как вы и просили, я целый день добросовестно болел. И потом, вы же сами говорили, что этот процесс кривотолков не вызовет?

– Так я не понял, – еще мягче спросил чеченец. – Спрашивал или нет?

– Да нет же! – Вино продолжало веселить, и Мошков, уже не скрываясь, рассмеялся еще громче. – Никто не спрашивал, Магомед-Хаджи. Никто не интересовался. Я выполняю свою часть договора.

– А это мы сейчас посмотрим, Олег, – казал чеченец и что-то отрывисто пролаял на родном языке.

От дома отделились двое и, внушая Мошкову тревогу, подошли. Выслушав из уст хозяина еще несколько фраз, они спокойно подошли к оперу-лжеследователю и первый из них выбил стул из-под Мошкова.

Страшным Мошкову показалось не то, что с ним потом делали, а осознание ошибки, которую он совершил, соблазнившись тремя тысячами долларов. В том, что нынешние события не тянут даже на компенсацию морального ущерба для него, он убедился уже через несколько минут.

Его несколько раз опускали под воду в наручниках, и всякий раз, когда напряжение в голове достигало критической точки, давали глотнуть свежего воздуха. За те секунды, пока он успевал набрать в легкие свежего воздуха, хозяин успевал задать прежний вопрос.

– Нет!.. – кричал Мошков, выпуская спасительный воздух, и его снова опускали под воду. Вино, так благодушно предложенное хозяином, сводило на нет все усилия юриста третьего класса. Оно давило на мозг изнутри, вытесняло остатки кислорода и создавало в голове такое давление, что почти разрывало капилляры.

Три тысячи долларов. Столько стоит билет на экскурсию в ад.

– Убейте его. И разыщите Колмацкого.

Он не ослышался? Он правильно понял?! Он сказал – «Убейте его»?! Плевать на какого-то Колмацкого!.. Его-то за что?!

Его отволокли к какой-то яме, он увидел нож и боль под кадыком. А потом захотелось спать. Удивительно, но чем глубже становился сон, тем слабее чувствовалась боль.

* * *

Самолет оторвался от взлетной полосы Шереметьево, и дрожь в салоне мгновенно прекратилась. Антон посмотрел в окно – он любил смотреть, как большие здания за считаные секунды превращаются в спичечные коробки, а грибные рощи в кляксы в тетрадках первоклассников. Тоцкий, напротив, повернул голову к проходу. Он эти превращения мог наблюдать лишь держа в руках пакет, любезно предоставленный компанией «Аэрофлот».

В Мирнске их никто не встречал. А кто бы встретил, если двое из Москвы прибывали в город вечного Рыбного Дня как хорошо организованная группа «домушников-гастролеров»?

Такси. И – они в Мирнске.