Дикий хмель

— Плохо я живу, Наташа. Отвратительно. Не живу, а просто наблюдаю, как мимо проходит интересная жизнь. И старею, старею... И вижу, как другие стареют. И жалко мне себя... Надоели все. Муж, любовник. Да и какие сейчас любовники. Убогость. Целый день за пишущей машинкой. Глаза бы ее не видели. Раз в месяц выберешься в театр — на обратном пути такси не достанешь. Стоишь на остановке, унижаешься... Разве это жизнь?

Поток слов. Набор фраз... Я не знала, что ей ответить. Нет, неверно. Я знала, не нужно отвечать Ничего. Потому что это пустое дело. Хандра всегда, даже в школе, была свойственна Настеньке. И, может, самое лучшее — дать ей высказаться, как наплакаться. Но из-за природного упрямства я не удержалась. Заметила:

— Жизнь у всех разная. Вот Вика с Митей...

— Что Вика с Митей! — чуть ли не закричала Шорохова. — Митя кандидат юридических наук, у них машина «Волга» и дача в Звенигороде... Ну хорошо, Митя зарабатывает большие деньги, ездит на собственной машине на работу, дача принадлежит Митиному папе. Ну а Вика? Что Вика лично с этого имеет?

— Как лично? — не поняла я.

— Лично, лично... Что она, ездит по два раза в год на юг? Что у нее, шея и пальцы в бриллиантах? Есть красивый мужчина для души? Что она лично имеет от того, что ее муж кандидат наук и много зарабатывает?

— А почему, собственно, Митя должен зарабатывать на красивого мужчину для души?

Анастасия не ответила на мой вопрос, усмехнулась так пренебрежительно, словно перед ней была кретинка. Усмешка взбесила меня. Я решила выдать Шороховой «без всяких».

— Как Вика может ездить два раза в год на курорт, если она работает врачом? Неужели государство учило ее шесть лет лишь для того, чтобы она обтирала задом прибрежную гальку? Видимо, нет. Теперь далее... Вика любит своего мужа. И ей, любящей женщине, просто противно спать с чужим мужчиной. Брезгливо. Или до тебя это слово не доходит?

Отрешенность проступала на ее лице бело и заметно, как мороз проступает на оконном стекле. И мне казалось, я вижу этот сковывающий рисунок возле ее глаз, губ, подбородка.

Мы остановились. И поза Анастасии была вычурной, неестественной. И она напомнила мне манекен, как когда-то в школе.

— Дом моделей, — продолжала я. — Он не дает тебе покоя. А зря. Красота женщин не в одежде. Не случайно все великие художники предпочитали рисовать нас обнаженными. Остались бриллианты. Что в них проку-то? Ну?

— Какой же ты страшный, темный человек, — с подчеркнутым испугом сказала Настенька-Анастасия. И ушла от меня...

5

Ну и Настенька... Эх, эх! День и без нее был трудный. Досыта я наругалась с Широким. Из-за народного контроля. А вернее, из-за акта, который составила наша группа.

Случайно у меня сохранилась копия акта. Вот он.

«А К Т

Мы, нижеподписавшиеся, председатель народного контроля пошивочного цеха № 5 Крепильникова и член народного контроля Закурдаева, начальник смены Доронин, председатель цехкома Миронова, кладовщик Баранова в присутствии диспетчера 2-го закройного цеха Жариковой и мастера смены Горбатова 12 августа 1970 года произвели проверку подачи кроя закройным цехом на 1-й поток цеха № 5.

При проверке установлено:

В цех № 5 на 1-й поток поступает крой из закройного цеха с недостачей деталей кроя по ростовочному ассортименту, а также явно недоброкачественный.

Группой народного контроля была проверена только что полученная серия кроя из закройного цеха в кол-ве 204 пар. При этом обнаружено:

в партию 25,5 размера был положен крой 26 размера;

в смешанной партии вместо 6 пар 28,5 размера и 6 пар 26,5 размера оказалось 12 пар 28 размера;

в партии кроя 27 размера не хватает 13 штук отрезных берчиков.

Эти и другие недостатки стали нормой в работе закройного цеха. Повторяются изо дня в день. И мешают выполнению высоких обязательств, взятых на себя коллективом пятого цеха».