Дверь в бар дрожала на своих петлях от каждого удара по струнам бас-гитары, пока группа исполняла «Днем и ночью на дозорной башне» Джими Хендрикса[54]. Я толкнула дверь, и меня чуть не оттолкнул оглушающий звук. Столы были заполнены, в воздухе пахло дымом и пролитым пивом, а помещение гудело от магии, достаточно сильной, чтобы у меня на шее волосы встали дыбом. Магия оборотней — мощная штука, а тут полно оборотней. Это дает ей опасное преимущество.
Среди толпы также было много людей, в основном двадцати-тридцати лет, которые, вероятно, пришли в бар не ради музыки, а ради магии. Ради силы и возможности, что что-то случится.
Дверь в гараж была закрыта, но также не наблюдалось оборотней. Я вошла внутрь и закрыла дверь, что приглушило громкость группы до слабого шума.
Я не видела никаких оборотней. Но магия в воздухе говорила о том, что я не одна.
Вдоль байков с другой стороны помещения со скрипом резины по линолеуму прокатился низкий табурет. На нем сидела Миранда, прищурив глаза.
На ней были обтягивающие джинсы, черные сапоги, доходящие до колен, и черный лифчик под драной черной кофтой. Сегодня ее волосы вились сильнее, мягкие, темные волны идеально обрамляли ее лицо.
Сапоги намекали на то, что она готова драться. Также как и выражение ее лица.
— Тебе здесь не рады, — сказала она, вставая. — Ты арестовала нашего товарища по Стае.
— Вашего товарища по Стае арестовал ЧДП, потому что он буквально держал орудие убийства. — Но я подняла руку, прежде чем она успела возразить. — И я знаю, что он этого не делал, поэтому избавь нас обеих от нравоучений. Я бы хотела поговорить с Коннором.
— Он занят, пытаясь позаботиться о Райли. И до Аляски осталось два дня.
Мне потребовалась секунда, чтобы понять, о чем она.
— О, точно. Поездка.
—
— Я уверена, что это так. — Но я не двинулась с места. — Я все равно хочу с ним поговорить.
Она закатила глаза.
— Слушай, — сказала я. — Я понимаю, что у тебя со мной проблемы, хотя не знаю, с чего бы, поскольку мы фактически не знаем друг друга.
Поджав губы, она оглядела меня.
— Я знаю о тебе и тебе подобных достаточно.
— Это выражение не ранит так, как тебе бы хотелось. Но попытка хорошая.
По помещению прокатилась раздраженная магия.
Позади меня открылась дверь, и она посмотрела поверх моего плеча на того, кто вошел.
— Коннор, — произнесла она, — к тебе посетитель. Тут снова вампирша.
— Я вижу, — ответил Коннор, подходя к нам. На нем были джинсы и серая футболка «Красная Шапочка», которая плотно облегала его скульптурный живот. — Дай нам пару минут.
— Она хочет поговорить о Райли. Для меня он тоже важен.
— Миранда.
В ее глазах закипел гнев, но она держала язык за зубами. Она подошла к двери в бар, и в помещение хлынула магия, как накатывающая волна, когда она открыла ее, а потом захлопнула за собой.
— Я ей не очень-то нравлюсь, — сказала я.
— Ага, не очень. Ты не в ее вкусе.
— В смысле?
— В смысле, Миранда — неоспоримый член Стаи. Ты не из Стаи. И как у многих оборотней и вампиров, у нас весьма специфические представления о преданности. — Коннор пристально смотрел на закрытую дверь. — А еще она переживает за Райли.
— Они встречались?
— Нет, — ответил он.
Он оглянулся на меня, нахмурив брови, темные штрихи над голубыми глазами. Как человек, которому есть что сказать, но он не готов это говорить. Нетрудно было догадаться, о чем он думает.
— Нам не нужно участие вампира там, где дело касается Райли.
— А как же дружба?
Он одарил меня невыразительным взглядом.
— Его арестовали в Доме Кадогана.
— Не вампиры. Ты же знаешь, почему им пришлось его арестовать. Были доказательства, Коннор.
— Он в клетке.
— Я знаю. Я ходила повидаться с ним.
Коннор не из тех, кто выказывает удивление. Обычно он плывет по течению, каким бы оно ни было. Думаю, это плюс того, что ты не слишком сосредоточен на правилах. Но сейчас он определенно выглядел удивленным.
— Ты ходила повидаться с ним?
— Я тебе не враг, и ему не враг. Я не знаю, как так получилось, что нож оказался у него в руках, но знаю, что он не убивал Томаса. Поэтому я пошла поговорить с ним и выяснить, знает ли он что-нибудь еще.
— А как же сделка с мэрией? Запрет на участие Кадогана? Я думал, ты придерживаешься правил.
— Придерживаюсь. Но я не вампир Кадогана.
Он моргнул. Чего бы он ни ожидал от меня услышать, это было явно не то.
— Что это значит?
Я выдвинула свою теорию, наблюдая, как замешательство сменилось неверием, а потом пониманием.
— Думаешь, Омбудсмен на это купится? Или твой отец?
— Пятьдесят на пятьдесят на Омбудсмена. И если мне придется этим воспользоваться, то это навредит моему отцу. Но моего отца не обвиняют в преступлении, которого он не совершал.
Коннор долго смотрел на меня, а затем кивнул.
— Ладно. Что ты выяснила из разговора с ним?
— Что он ничего не помнит. Что он отключился или у него провал во времени, и у него чертовски болит голова, когда он пытается вспомнить.
Брови Коннора нахмурились.