— Я оборотень, — ответил он, как будто это полностью все объясняло. — У меня есть враги, как и у всех остальных. — Его глаза потемнели. — Но мои враги пришли бы за мной. Они бы не стали убивать кого-то другого.
— Кто твои враги? — спросила я.
Он встал и подошел обратно к стеклу.
— Ты ведь знаешь, что я отмотал срок — еще до Стаи.
— Да. — Лулу мне рассказывала об этом. Райли родился в маленьком городке в Оклахоме, но уехал оттуда, когда ему было шестнадцать, в поисках приключений. Он оказался в Мемфисе в независимой стае оборотней — Бродяг мира оборотней — которые не признают власть никакого Апекса вне своей семьи. К сожалению, это была скорее банда, чем семья, и он отсидел срок в тюрьме за разбойное нападение и кражу, прежде чем попытался сыграть на доверчивости не того оборотня. Габриэль на это не купился и, очевидно, смотрел сквозь пальцы на его обманный трюк. Он принял Райли в Стаю, и с тех пор Райли встал на путь добродетели — или на путь добродетели по меркам оборотней.
— Некоторые члены семьи были недовольны моим решением.
— Они ведь не из Чикаго, верно? Они в Мемфисе?
— Да, и я не думаю, что они поехали бы сюда, чтобы причинять мне неприятности. Они разозлились, но я бы не сказал, что они проявляют ко мне интерес, если это имеет смысл.
Я кивнула.
— Имеет.
— Лиз, я понятия не имею, зачем кому-то убивать этого вампира или подставлять меня. Я не могу вспомнить, что произошло, и ни за что нахожусь в этой проклятой камере, если не считать того, что я оказался в не в том месте и не в то время.
— Я знаю, Райли. И мне жаль. Мы все пытаемся выяснить, что произошло.
Он кивнул, но его глаза были наполнены страданием.
— Если что-нибудь вспомнишь, дай мне знать. Или поговори с Коннором или Габриэлем. Просто… скажи кому-нибудь.
— Хорошо.
Я кивнула и повернулась, чувство вины преследовало меня, как тень.
— Элиза.
Я оглянулась на него. Он подошел ближе к стеклу и прижал к нему руку.
— Животные не должны находиться в клетке.
Магия, боль и расцветающая ярость, которые клубились в его глазах, заставили меня задрожать.
* * *
Территория Дома Кадогана была темнее, чем накануне вечером. Украшения для вечеринки убрали, а небо было пасмурным, воздух теплым, влажным и застойным, словно само горе было поймано в ловушку влажности, готовое задохнуться. На проходной и парадной двери висели гирлянды из черной тафты и крепа в память о бессмертном, убитом внутри.
Внутри тоже было тихо, а воздух все еще изобиловал запахом вчерашних цветов.
Я нашла родителей в кабинете отца. Они вместе стояли, глядя в экран, который держала мама.
— Добрый вечер, — произнес папа, оглянувшись, когда я вошла в дверь.
— Привет, — сказала я, идя к ним. — Как дела?
— Мы… обеспокоены, — ответил он. — После заката у нас была минута молчания в память Томаса, но этого все еще кажется недостаточно.
Я потянулась и взяла его за руку.
— Мне жаль.
— Как и мне, — произнес он. — Я не был поклонником Томаса. Он был напыщенным и немного параноиком. Но это не оправдывает убийство.
— Есть новости о расследовании? — спросила я, желая, чтобы появилась какая-нибудь неопровержимая улика, доказывающая невиновность Райли — и что я составила о нем верное мнение.
Мама взглянула на папу, а потом на меня. Мне это показалось не очень хорошим знаком.
— У нас плохие новости и странные новости, — ответила она.
— Сначала давай плохие новости.
— Отпечатки пальцев Райли — единственные отпечатки на ноже. И они оказались в нужном месте. — Она подняла кулак, словно сжимая невидимый нож, готовая ударить.
— Преступник мог стереть другие отпечатки. — И сделал бы именно это, если бы это была подстава, на что это очень похоже. Но из-за отсутствия других отпечатков узел у меня в животе завязался немного туже.
— А странные новости?
— Выброс сигнала записи видеонаблюдения, — произнесла мама, — был магическим.
— Я не понимаю, что это значит.
— Я же говорил, — сказал ей папа с улыбкой. — Сначала я тоже не понял.
— Келли говорит, что кусок видео пропал не из-за технической проблемы, — ответила мама. — Причина магическая.
Я нахмурилась.
— Кто-то заколдовал камеру?
— Она не знает, и на видео нет ничего до и после выброса, где было бы видно, кто сотворил магию.
— Оборотень не мог сотворить заклинание, — сказала я. — И даже если бы они могли, это не в стиле оборотней. Убить кого-то на вечеринке, у всех на виду, а потом испортить видеоматериал?
— Это в стиле того, кто делает все исподтишка, — согласилась мама. — Оборотни склонны брать ответственность за свое поведение.
— А что насчет забора, где перелез убийца? Они там что-нибудь нашли?
— Ничего, — ответила мама.
— Омбудсмен продолжает расследование, — сказал папа, и в его голосе я услышала раздражение и предостережение — что я не должна вмешиваться.
Я не собиралась с ним спорить, тем более, что мой лучший аргумент заключался в том, чтобы сказать ему, что его дочь не настоящий член его Дома.
— Я собираюсь встретиться с Лулу, — сказала я. — Не знаю, захочет ли она об этом говорить, но, думаю, могу попытаться.
— Конечно, стоит, — произнесла мама. — Хочешь прихватить ей что-нибудь из кухни?