Дикие пчелы

Табун направлялся на новые кормовые места – в дубняки. В том году был хороший урожай желудей. Шел за кабанами и тигр. Вот у валежины страшный зверь оставил пахучую мочу, чтобы другие звери знали, что здесь прошел он. Волки и собаки всегда спешат уйти от этого следа. Лишь собаки-тигрятницы не поджимают хвосты, они смело бросаются по следу тигра, зная, что за ними идут друзья-охотники. Но такие собаки очень редки. На кабана или изюбра тигр делает обычно всего один прыжок, а если промахнется, не бросится следом, тут же отойдет в сторону, даже не посмотрит вслед счастливцу, безразлично этак зевнет: не поймал, ну и ладно, вдругорядь поймаю. Но вот когда выйдет на след собак или волков, то будет бежать следом и пять, и десять верст, пока не устанет. Только самые сильные и молодые могут уйти от него.

Пес рыкнул от страха, метнулся от следа и тут же угодил лапой в лунку: это под снег на ночь забрался рябчик, и Шарик наступил птице на хвост. Рябчик с шумом вылетел, обдал собаку снегом. Сбоку вылетел другой, третий – и началось: фыр-р-р-р-р! Фыр-р-р-р-р-р-р-р! Фыр-р-р-р!

Метнулся пес в сторону, поджал хвост и сломя голову сиганул от страшного места, от тигрового запаха, от этого жуткого фырканья. Ведь ему не приходилось в своей короткой жизни видеть тигров, рябчиков. Кто знает, может быть, эта фыркающая тварь и есть тот, кто так страшно пахнул. Врезался в дерево, но забыл о боли, рванулся вниз по распадку, где брала свое начало Павловка, которая рождается из тысячи ключей и ручейков, питающих эту бурную с хрустальной водой речку. Шарик выскочил на прилавок высокой сопки и застыл. Вокруг косматая ширь тайги. Буруны сопок. А на косогоре полосатый владыка дрался с бурым медведем-шатуном. И не понять, что остановило собаку: страх или любопытство.

Тигр рвал медведя, летели по ветру бурые клочья шерсти. Медведь рвал тигра, тело его покрылось кровавыми полосками. И вот исполины-бойцы поднялись на задние лапы, всю мощь и всю силу своих лап и зубов обрушили друг на друга, заревели, сотрясая горы. Медведь ударом мощной лапищи сбил тигра с ног, тот юзом скатился с сопки, но, несмотря на свой огромный рост и вес, он гибкой кошкой вскочил, рванулся на медведя, цапнул его лапой за бок. Раздался истошный рев, медведь упал, тигр прыгнул ему на спину, вонзил клыки в загривок, но медведь, оставляя лоскуты кожи в зубах тигра, вырвался. Снова они стали друг против друга, ощерили клыки, враз зарычали. Владыка уссурийских дебрей медленно приседал для последнего прыжка. Медведь начал медленно подаваться назад; ставя лапы вкривь, под себя, чуть сбочась, отходил, сдавался. Царь требовал покорности – и медведь покорился. Резко прыгнул в сторону, сбил грудью гнилую ель, бурым комом покатился вниз.

Владыка рыкнул, поежился от боли, лег, чтобы зализать свои раны. Лег победителем, лег, как и прежде, царем.

Пес поспешил оставить это страшное место. Теперь он знал этих зверей, знал, кто царь, а кто подданный, узнал и тот запах. А те, что фыркали и взлетали, против этого мошка.

Бежал Шарик быстро и долго. Влетел под раскидистый балаган виноградника, чтобы здесь перевести дух. Но из дупла старой липы ему на спину свалился кто-то неизвестный? Уж так ли неизвестный? От него пахло почти тем же запахом, что и от владыки. Разве чуть послабее. Дикий уссурийский кот вонзил когти в спину собаки, вспушил свой грязно-серый хвостище, противно зашипел, замяукал, тремя лапами впился в кожу псу, а четвертой рвал ему уши, лоб и все норовил вырвать глаза. А в дупле пищали котята.

Пес от страха и боли, как заяц, перевернулся через голову, прокатился на спине, чтобы сбросить кота, но тот, как клещ, не отпускал его. Бросился Шарик в куст таволожки. Инстинкт самосохранения подсказал ему, что только там можно сбросить с себя врага, который оседлал спину. Так делали его предки, так делать должен и он. Морозные прутья отбросили кота в сторону. Он отряхнулся. Встал боком к убегающему псу, грозно зашипел. Серый, в темных крапинках, под цвет зимней тайги. Но как только пес скрылся за сопкой, кот метнулся в дупло: малыши звали к себе. Пришелец больше не придет к их дому. Наказан.

Долго бежал пес. Выбился из сил. Лег на снег. Но тут сбоку что-то треснуло – пес вскочил, бросился в сторону. Остановился, долго нюхал зыбкую тишину. Но ничем угрожающим не пахло. Кто-то прошуршал снегом – снова настороженность.

А тут пришла ночь. Ночь, одиночество и страх. Давила ночной тишиной тайга. Ветер утих. В Шарике снова проснулась собака, которая хотела бы услышать голос доброго хозяина. Но где он, этот хозяин? Эх, попасть бы в деревню, лечь в свою конуру и спокойно закрыть глаза. Уснуть без тревог и волнений.

Пес все чаще и чаще стал поворачивать голову назад. К Федьке бы, лизнуть его теплые руки…