Дикие пчелы

– Напечем сытного и духмяного, – не обращая внимания на мужа, поддержала подружку Марфа, широкая в плечах и сбитая в теле баба.

Сытного и духмяного. Вот за ним-то и шла сюда лапотная Русь. Шла обживать новые и трудные земли. Шли безземельны, бедняки, батраки. Тем, кто хотел ехать сюда, немало помогала казна. Бесплатная дорога – кати себе на чугунке, не то что было раньше: первые пришли сюда за свои кровные. Казна же давала деньги на обзаведение хозяйством. На четыре сотни рублей можно было многое купить: конь стоил полсотни, корова – двадцать пять, да и пахотный инвентарь продавался по сходной цене. Так что мужик мог крепко осесть на этой земле, навечно. Но не всегда эта помощь шла впрок мужикам. Не каждого могла удержать трудная земля. Чаще люди проедали полученные деньги, бросали все и уезжали на родину. Только самые сильные оставались – те, кто не пасовал перед рыком тигра или медведя, кто не страшился застоялой целины и, главное, кто сумел полюбить этот край. Из этих-то людей и выросло здесь племя сильных и смелых тайгарей, чистых и на слово крепких.

Пока шаланда ползла к пароходу, ахали бабы, удивлялись мужики при виде глыбастых гор Сихотэ-Алиня, которые бесконечной чередой уходили в небо, терялись в голубом мареве таежных дебрей – хмарных и таинственных. Не одно сердце сжалось от страха перед этой землей. Ведь пока ехали сюда, наслышались разных страхов, баек. Пугали тиграми, медведями, безвестными бурундуками, которые будто бы легко уносят из загона коня, корову. Поначалу будто тот бурундук мал ростом, а через сто лет вырастает в огромадного зверя. Страх божий! И все эти байки рассказывали мужички-сибирячки, чтобы потешиться над доверчивыми переселенцами. А рассказать они сказку умели. Все на полном серьезе, что старожилы уже приручили медведей заместо коней пахать. Только слушай, мужичок-простачок, а уж сибиряк тебе наговорит сто коробов. И на титре-то он катался верхом, и кабанов-то загонял в загон, держал их до морозов, чтобы потом забить, и самый наилучший скакун – это сохатый: его ни один конь не перегонит. Только на все это нужны ум и сноровка.

Знамо, зачесали мужики затылки, страховато повели глазами на тайгу.

– Федос, а Федос, ты гля, ить туточки земли-то нету. Знать, правы те говоруны. Одни горы. Где пахать будем?

– Не боись. Между горами завсегда есть ложки. Найдем где пахать. А нет, так те горы подравняем – вот те и пашня. Земля мужиком сильна, мужик все могет, дай ему свободу.

– Горы те не так просто сравнять. Ить они почти до неба! Животы надорвем, пока сравняем их до пашни. Сгинем.

– Гибнут дураки и лодыри, – процедил Безродный. Ему тоже небезразличны были эти горы. Он будет в этих горах властелином. Он должен им быть. Правда, он уже был наслышан, что в этих горах прямо лопатами гребет серебро купец Бринер. Ну и пусть, а Безродный будет грести золото. Кто кого? Сила силу гнет.

Федька Козин тоже не отрывал глаз от берега. Не замечал, как любовно посматривала на него Груня, осторожно касаясь рукой его плеча. Безродный увидел эту тихую ласку. Ревность самца кольнула в грудь. Прижал плечом Груню к борту, нагло заглянул ей в глаза, криво усмехнулся…

Груня дернула плечом и ускользнула от Безродного. Подумала: «Федька хороший парнище, красив и статен, но молчун и тихоня. Мог бы хоть раз поцеловать за всю дорогу, ну хотя бы на палубе, ночью. Ить никто бы не увидел. Теленок! А этот поцеловал бы сразу. Как он смотрит! Лицом тоже чист. Поди с таким не пропадешь. И богач…» Груня незаметно посматривала на Федьку, потом на Безродного. Федька от такого сравнения явно проигрывал.

Козины и Безродный попали на шаланду со вторым рейсом. Калина, как только ступил на землю, стал на колени и начал молиться:

– Господи, прими мои молитвы! Внемли гласу моему, не отверни лика своего от раба твоего, мужика-страдальца! – целовал он просоленный берег.

Мимо проходил Безродный, не удержался от мести, пнул в бок Калину, прорычал:

– Недоумок! Развалился, юродивый! Комедию ставишь!

Калина вскочил и медведем бросился на Безродного, но его остановил Федька:

– Будя, тятя, не затевай драку, народ и впрямь смеется. Мы свое возьмем при случае.

– Ха-ха! Возьмете! – иронически скривил губы Безродный. – Жизнь покажет, кто и что возьмет.

На берегу моря начал расти палаточный городок. Дружно поднялся он на этой земле. Чиновники из переселенческого управления, которое образовалось здесь в 1906 году, составляли списки переселенцев, тут же выдавали из кассы причитающиеся деньги. В основном это были честные люди, подвижники. Здесь же в Веселом Яре переселенческий кооператив продавал прибывшим семена пшеницы, ржи, овощей, картофель и разную мелочевку. А вот за конями, телегами и плугами, за всем пахотным инвентарем надо было идти в Ольгу. Там была ярмарка, туда пароходы Добровольного флота завезли все – от коня с плугом до иголки с ниткой. Старожилы советовали переселенцам покупать коней местной породы. Привозные, мол, падают от гнуса и овода. Местные выносливее и не привередливы.