Она скрылась в большой комнате напротив столовой. Я пошел за ней и замер на полушаге: передо мной открылась комнатка поменьше прочих, опрятная и чистая. Даже окна вымыты! По потолку змеилась прихотливая роспись: лозы и цветы — а на полу лежал мозаичный паркет светлого дуба с ореховым бордюром. Что мне понравилось больше всего, так это то, что мебели в комнате не было никакой.
Джеки стояла на пороге и осматривалась. Я обошел ее и уселся на скамью под окном.
— Думаю, мистер Белчер перенес все отсюда в другие комнаты, — сказала она, пересекла комнату и подняла с пола в углу коричневый пузырек из-под лекарств. — Наверное, он тут жил, когда заболел.
— Ого! Неужто это шнур кабельного телевидения?!
Джеки взглянула на меня и с отвращением покачала головой.
— Сдается мне, не такой уж вы и интеллектуал, — бросила она через плечо и вышла из комнаты.
Что мне больше всего нравится в Джеки Максвелл, так это то, что она обращается со мной как с человеком, tне раскрученным писателем, а просто человеком. Что мне в Джеки Максвелл нравится меньше всего, так это то, что она ведет себя со мной так, будто я простой смертный, без всякого почтения к моему успеху.
Я нашел ее на кухне — в огромной комнате со шкафчиками белого металла над видавшими виды, во вмятинах, столешницами из нержавеющей стали. Вершина элегантности тридцатых. По правде говоря, я удивился, что с домом что-то делали с момента постройки. Посреди кухни стоял дубовый стол, изрезанный сотнями ножей.
Джеки принялась обследовать шкафчики и полки, а я открыл дверь слева и обнаружил там большую кладовую. Полки были до отказа забиты коробками и банками с едой. Я наугад достал с верхней полки пачку крупы, на которой красовалась фотография парня, одетого в футбольную форму образца примерно 1915 года. Меня подмывало заглянуть внутрь, но я пораскинул мозгами и поставил ее обратно.
За двумя другими дверьми я обнаружил туалет с унитазом, где для слива воды надо было потянуть за цепочку, и комнату горничной с узкой, даже на вид жесткой латунной кроватью.
Я вернулся в кухню — и меня едва не сбила с ног такая ужасная вонь, что пришлось зажимать нос. Это Джеки открыла холодильник со скругленными углами.
Она пару раз чихнула, я закашлялся.
— Мне что, достался дом с содержимым холодильника? — изумился я.
— Похоже на то. Вы готовы осмотреть верхние этажи?
— Ну, если это моя обязанность... — пробормотал я, следуя за ней к главной лестнице. Я загляделся на длинную спираль старых журналов и не заметил маленького медного дракончика на стойке перил.
— Интересно, а он еще работает? — прошептала Джеки и со щелчком повернула заостренный кончик драконьего хвоста.
Я отскочил, когда изо рта дракончика ударила десятисантиметровая струя пламени. Она повернула кончик хвоста обратно, и пламя иссякло.
— Клево! —з аметил я. Первая вещь в этом доме, которая мне действительно понравилась.
Джеки помчалась наверх, без труда перемахивая через стопки журналов, а я задержался внизу, чтобы обследовать дракончика. Удивительно, что спустя столько лет он все еще подключен к газопроводу, и еще более удивительно, что он до сих пор работает. Я снова повернул кончик хвоста. Кажется, тут не помешает капелька масла.
— Можно мне занять спальню хозяйки? — донесся голос Джеки откуда-то сверху.
Я заглянул в пасть дракончику в попытке рассмотреть газовую трубку и рассеянно ответил:
- Угу.
— Слушайте, может, вы перестанете играться с этой штуковиной и посмотрите, где я стою?
Стояла она на верхней площадке винтовой лестницы, на третьем этаже. Над ее головой в потолке зияло огромное круглое окно с витражом.
— Такие лестницы выполняли роль кондиционера, — сказала она. — Горячий воздух поднимается вверх.
— Прямо в комнаты прислуги? — Я опустился на колени, чтобы посмотреть, где газовая трубка входит в стойку перил.
— Жара не давала им бездельничать — все были внизу, и все работали! — крикнула сверху Джеки, а потом понизила голос. — Боже милостивый, детскую переделали в кабинет. Готова поспорить, старую железную дорогу спрятали на чердаке.
Железную дорогу? Я оторвался от дракончика и решил поводить носом наверху.
Джеки встретила меня на площадке второго этажа, и я смиренно обошел с ней четыре спальни, три ванные (каждая — будто из фильма Би-би-си про Англию эпохи короля Эдуарда) и чулан, до такой степени забитый ящиками и коробками, что мы не смогли открыть дверь во всю ширину.
В передней части дома располагались спальни хозяев дома — просторные, с отдельными ванными и маленькой гостиной посередине, которая открывалась прямо на лестницу. Из спальни, которую Джеки хотела так сильно, что я почти слышал стук ее сердца, вела на круглый балкон французская дверь. На балконе стояла изящная мебель белого цвета. Мне не составило труда отдать ей эту комнату.
Как и первый, второй этаж был забит мебелью и полуантикварным мусором. Обои могли у кого угодно вызвать кошмары: цветы на них, казалось, с легкостью проглотили бы человека целиком. В спальне Джеки по стенам вились розы, подробно выписанные, с зазубренными листьями и шипами в полсантиметра длиной. Ужасающе.