- Отдай его шаману, господин мой, - прошипела вендийка. Будто бы в припадке застенчивости, она вновь прикрыла обнаженную грудь золочеными обручами и бедра - черным шелком. - Он обманул твое доверие, а ведь ты сделал его из раба своим приближенным, удостоил своего благоволения! Он не заслужил легкой смерти.
- Хорошо, Лакшми, - сказал каган. - Шаман, он твой. Не хочу его больше видеть.
Данакан издал высокий гортанный клич, и в шатер вошли двое мальчишек. Они несли что-то вроде деревянного хомута. Хомут, по форме напоминавший перевернутую подкову, надели Конану на шею, а руки кольцами прикрепили к его боковым брусьям.
Конан наконец-то мог шевелить ногами, но язык все еще его не слушался. Слуги шамана дернули ярмо и заставили его подняться. Бартатуя подошел к киммерийцу вплотную.
- Я бы сделал тебя одним из главных военачальников, Конан, - сказал он. - Когда-нибудь, когда я создам свою империю, я мог бы сделать тебя царем под моей рукой. Теперь я вижу - глупо доверять человеку чужой крови. Надо было оставить тебя рабом. Для тебя это было бы лучше. Ты мог прожить дольше и умер бы более приятной смертью.
Конан пытался заговорить. Он хотел описать кагану предательство его наложницы и шамана. Но из горла его вырвалось лишь нечленораздельное мычание.
- Прочь с моих глаз! - с отвращением приказал каган. Шаманы поволокли Конана в ярме прочь из шатра. Охрана в ужасе глядела, как великий воин, спотыкаясь, идет по лагерю, подгоняемый кнутом Данакана. Разум его только начинал отходить от отравы, данной Лакшми. Но гнев и ненависть жгли его сильнее всякой отравы.
В конце концов рабы Данакана заставили Конана встать на колени. Он понял, что они уже не в лагере. Он попытался приподнять голову, зажатую ярмом. Рядом с ним был неоструганный кол; где-то неподалеку горел большой костер.
- Можешь пока отдохнуть, - сказал Данакан. - Я хочу, чтобы ты встретил смерть в полном сознании. Когда луна будет в зените, мы начнем таинство. Даже самые сильные из наших жертв не выдерживали его до конца!
Конан упал лицом в землю и погрузился в беспамятство.
Он проснулся от нестерпимой боли в плечах и в запястьях. Вокруг играла устрашающая музыка. Он открыл глаза и увидел странные создания, пляшущие вокруг костра. Пламя было какого-то неестественного цвета. Танцующие двигались так быстро, а их одежды были столь причудливы, что он не мог разобрать, каков смысл их танца.
Он разглядел Данакана и юношу в женской одежде. И еще он увидел Лакшми. Вендийка была обнажена, и, должно быть, она-то и была главной участницей этого зловещего таинства. Может быть, это все еще сказывалось зелье, но некоторые из ее движений показались ему не только бесстыдными, но попросту физически неисполнимыми.
Наконец музыка затихла, и безумные твари окружили Конана. Ярмо повернули и дугу его закрепили на вершине кола. Теперь Конан висел на собственных запястьях. Он попробовал пошевелить пальцами, но они затекли.
Данакан выступил из круга; рядом с ним была Лакшми. Морщинистое тело старца и алебастровая кожа вендийки лоснились от пота и притираний. Оба были забрызганы кровью, но Конан не понял чьей, да и не хотел понимать.
- Ты готов, чужестранец? - зловеще усмехаясь, спросил Данакан.
- Он в сознании, - воскликнула наложница, - Он готов для нашего таинства! - Ее улыбка, казалось, принадлежала не человеческому существу.
Конан совладал с собой. Больше у него нечего отнять. Оружие и одежду с него сняли, осталось только нижнее платье. Одним ударом ноги он мог бы переломить шею и шаману, и этой женщине, только вот лодыжки его были прикручены к колу.
- Пора начинать, - с улыбкой произнес шаман. - Боги ждут.
Помощники подали старику кривой нож с причудливо изогнутым концом, и он взметнул его перед глазами Конана, а между тем женщина запустила пальцы под одежду жертве... Но внезапно Конан увидел, как все присутствующие замерли.
Из правой глазницы шамана торчало ястребиное перо, которым украшались гирканийские стрелы. Окровавленный наконечник торчал с другой стороны черепа. Кровь и мозг обрызгали тело старого шамана, и он беззвучно свалился на землю. Женоподобный юноша с завыванием упал на бездыханное тело.
Второй шаман трясся в предсмертной судороге - стрела попала ему в грудь. Юноша в женской одежде вскочил, взял нож из рук мертвого Данакана и бросился на Конана; пена выступила в углу его искривленного рта.
Но в этот момент что-то сверкающее, серебристое мелькнуло около его глотки. Юноша, широко раскрыв глаза, поднес руку к шее - но в это мгновение из нее хлынул фонтан крови, забрызгавший все кругом.
Юноша упал и затих, как лошадь, напоровшаяся на кол. Его убийца стер кровь со своего кривого меча.
- Как всегда, в центре событий, Конан? - спросил Рустуф. Козак вложил меч в ножны и кинжалом перерезал веревки, которыми был скручен Конан. Он увидел и Фауда: тот, сидя верхом на ловкой кобыле, всаживал свою пику между лопаток убегающего шамана.
- Вы не упустили вендийку? - с трудом выговорил Конан.