Читаем Дикая полностью

— Ну, на самом деле у меня с собой обед в рюкзаке, — ответила я и пошла к двери мимо отставленных в сторону тарелок, на которых были горками свалены совершенно съедобные остатки еды. На них не позарился бы никто, кроме меня, медведей и енотов. Я мужественно дошла до крыльца и уселась рядом с Монстром. Вытащила из кармана свои 60 центов и уставилась на серебристые монетки в своей ладони, будто они могли умножиться, если смотреть на них достаточно долго. Я думала о ждущей меня в Белден-Тауне коробке с двадцатью долларами внутри. Я была смертельно голодна, и действительно обед лежал в моем рюкзаке, но я пребывала в слишком глубоком унынии, чтобы съесть его. Вместо этого я принялась перелистывать страницы путеводителя, снова пытаясь придумать новый план.

— Я подслушала, как вы в ресторане разговаривали о Маршруте Тихоокеанского хребта, — проговорила какая-то женщина. Средних лет, стройная, вытравленные до белизны волосы подстрижены в стильный «боб». В каждом ухе — по маленькой бриллиантовой сережке.

— Я иду по нему второй месяц, — сказала я.

— О, по-моему, это просто потрясающе! — улыбнулась она. — Мне всегда было любопытно, какие люди это делают. Я знаю, что тропа пролегает там, наверху, — проговорила она, махнув рукой в сторону запада, — но я на ней никогда не бывала. — Она подошла ближе, и какое-то мгновение мне казалось, что она вот-вот меня обнимет, но она лишь похлопала меня по плечу. — Но вы же не одна или… — Когда я кивнула в ответ, она рассмеялась и прижала руку к груди. — Бога ради, а что по этому поводу думает ваша мама?

Я пошла к двери мимо отставленных в сторону тарелок. На них были горками свалены совершенно съедобные остатки еды, на которые не позарился бы никто, кроме меня, медведей и енотов.

— Она умерла, — проговорила я, слишком расстроенная и голодная, чтобы смягчить свой ответ извиняющимся тоном, как делала обычно.

— Боже ты мой! Как ужасно! — На груди у нее болтались солнечные очки, висевшие на шнурке из блестящих светлых бусин. Она поймала их и надела. Ее зовут Кристин, сказала она мне, они с мужем и двумя дочерями-подростками снимают коттедж неподалеку. — Не хотите зайти к нам и принять душ? — спросила она.

Муж Кристин, Джеф, сделал мне сэндвич, пока я мылась. Когда я вышла из ванной, он лежал на тарелке, разрезанный по диагонали и гарнированный кукурузными чипсами и маринованным огурчиком.

— Если захотите добавить туда побольше мяса, на здоровье, — проговорил Джеф, подталкивая через стол ко мне тарелку с холодной нарезкой. Он был симпатичный и пухленький, с волнистыми темными волосами, седеющими на висках. Присяжный поверенный, как сказала мне Кристин за время нашей недолгой прогулки от ресторана до их коттеджа. Они жили в Сан-Франциско, но каждый год первую неделю июля проводили здесь.

— Может быть, еще пару ломтиков… Спасибо, — проговорила я, потянувшись за индейкой с деланым равнодушием.

— Она органическая, если это имеет для вас значение, — добавила Кристин. — И выращена в гуманных условиях. Мы стараемся работать над собой в этом направлении, насколько возможно. Ты забыл про сыр, — попрекнула она Джефа и пошла к холодильнику. — Хотите немного укропного сыра к сэндвичу, Шерил?

— Да нет, спасибо, — сказала я из вежливости, но она все равно отрезала несколько ломтиков и принесла мне, и я слопала его настолько быстро, что она отошла к другому столу и нарезала еще, не говоря ни слова. Потом раскрыла пакет с хлебом и положила еще несколько кусков на мою тарелку, достала банку с рутбиром и поставила ее передо мной. Даже если бы она вывалила передо мной весь свой холодильник, я бы съела все до последней крошки. — Спасибо, спасибо большое, — говорила я всякий раз, как она выставляла на стол новые продукты.

Даже если бы она вывалила передо мной весь свой холодильник, я бы съела все до последней крошки.

За дверями кухни, раздвижными, стеклянными, я видела двух дочерей Джефа и Кристин. Они сидели на веранде в одинаковых креслах, листая журналы Seventeen и People, заткнув уши наушниками.

— Сколько им лет? — спросила я, кивая в сторону девочек.

— Шестнадцать и почти восемнадцать, — ответила Кристин. — Второй и третий курсы колледжа.

Девушки почувствовали, что на них смотрят, и оторвались от чтения. Я махнула им рукой, и они робко помахали в ответ, прежде чем вернуться к своим журналам.

— Я порадовалась бы, если бы они сделали что-то подобное тому, что делаете вы. Если бы они могли быть такими же отважными и сильными, как вы, — проговорила Кристин. — Хотя, может быть, и не настолько отважными. Думаю, я бы до смерти боялась отпустить в такой поход, как ваш, кого-то из них. Скажите, а вам не страшно вот так, совсем одной?

— Иногда, — пожала я плечами. — Но не настолько, как может показаться.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии