Дигенис Акрит

30[19] Жил знатный некогда эмир[20], богатством окруженный,
Известный мудростью своей и высшею отвагой.
Не черный был, как эфиоп[21], но светлый и прекрасный,
Как подобало, бороду курчавую носил он;
Густые[22] брови у него тянулись, как витые,
35 И взгляд живой[23] и радостный, наполненный любовью
Светился на лице его, с цветущей розой схожем.
Соперничал сложеньем он со стройным кипарисом,
И если видел кто его — уподоблял картине.
Еще был наделен эмир неодолимой силой,
40 И с хищниками дикими привык вести сраженья,—
Так пробовал отвагу он, и доблести чудесной
И славным подвигам его вокруг дивились люди.
Прославился он в молодости грозными делами,
Богатством возвеличившись и храбростью безмерной.
45 Стал войско вербовать себе из турок[24], дилебитов[25],
Арабов[26] лучших выбирал и троглодитов[27] пеших,.
Из тысячи гулабиев[28] набрал себе он свиту
И всех, кто у него служил[29], вознаграждал достойно.
Напал он на Романию[30], пылая жаждой боя,
50 Завоевал в сражениях окрестности Иракла[31],
Разрушил много городов, в пустыни превратил их,
Несметное число людей он пленниками сделал,—
Случилось так, что земли их остались без защиты,
А все защитники страны стояли на границах.
55 В победном шествии своем препятствий не встречая,
Он в Каппадокию вступил, минуя Харсиану[32],
И вот во всеоружии напал на дом стратига[33].
Кто в силах участь описать, что этот дом постигла?
Все домочадцы страшному подверглись избиенью,
60 Богатства много захватил, весь дом опустошил он
И девушку увел с собой красы необычайной —
Стратига дочь она была и чистоту хранила.
Что ж до стратига самого, то был он в дальней ссылке[34],
А братья этой девушки стояли на границах.
65 Но мать ее избегла рук язычников и тотчас
Послала сыновьям письмо, все горе описала:
Как подошли язычники[35], как девушку забрали,
Как разлучилась с дорогой, как беды одолели,
И в заключенье, сетуя, прибавила к посланью:
70 «О, пожалейте вашу мать, любимейшие дети,
Душой моей владеет скорбь, и к смерти я взываю.
Любовь к сестре своей родной не смеете забыть вы,
Сестру и мать освободить скорее поспешите —
Ее — от рабства горького, меня — от близкой смерти.
75 Молю вас всем пожертвовать — лишь бы помочь любимой,
Для блага собственной сестры не пожалейте жизни!
Пусть сострадание к судьбе несчастной вас охватит,
И выступайте в путь скорей, свободу ей несите,
Не то увидите, как мать умрет, дитя утратив,
80 А вас самих проклятие родителей постигнет,
За то, что отказались внять призывам материнским».
А сыновья — все пятеро[36],— слова услышав эти,
«Со вздохами глубокими и слезы проливая,
Друг друга стали побуждать скорее в путь пуститься
85 И говорили так: «Пойдем, погибнем, за родную!»
Вот сели на коней они и двинулись в дорогу,
А небольшой отряд бойцов скакал за ними следом.
Не освежались сном они и, полные заботы,
Немного дней проехали и лагерь увидали[37]
90 В ущелье диком — прозвано оно Непроходимым[38].
Не доезжая, спешились они, достигнув стражи,
И отдали письмо свое, о милости прошенье,
И повелел эмир тогда к себе доставить братьев.
На троне восседал эмир, на золотом, высоком,
95 Стоял тот трон перед шатром, внушая людям трепет,
И грозных воинов толпа владыку окружала;
Приблизились просители и стал эмир их слушать.
Сначала братья до земли три раза поклонились
И обратились вслед за тем к эмиру со слезами:
100 «Эмир, слуга всевышнего и Сирии владыка!
Да сможешь ты прибыть в Панорм[39], мечеть увидеть сможешь,
Да сможешь преклониться ты перед висящим камнем[40]
И счастья удостоишься гробницу зреть пророка![41]
Пусть до ушей твоих теперь дойдет мольба святая:
105 Красавицу похитил ты, сестру родную нашу,
Продать ее нам согласись, всевышнего служитель,
Дадим тебе мы за нее богатства, сколько хочешь.
По дочери единственной отец горюет тяжко,
И мать готова умереть, страдая от разлуки;
110 И вот к сестре своей полны любовью безграничной
Мы все друг другу поклялись торжественною клятвой,
Что принесем свободу ей или простимся с жизнью».
И подивился тут эмир отважной этой речи.
Решил узнать он, истинно ль так мужественны братья,
115 И произнес, на речи их спокойно отвечая
(Ибо ромейским языком[42] владел он превосходно):
«Стремитесь если вы сестре родной вернуть свободу,
То изберите одного, кто всех других отважней,
И скакунов своих тогда мы оседлаем оба,
120 В единоборство с ним вступлю — пускай борьба решает:
Победу если одержу, то станете рабами,
А если он одержит верх, то, лишних слов не тратя,
Возьмете вы свою сестру, не потерпев убытка,
А с ней и пленников других,— найдете их немало.
125 Не соглашусь иначе дать я узнице свободу,
Хоть всей Романии взамен предложите богатства.
Идите же, подумайте, что больше вам подходит».
И вышли братья от него и, радуясь надежде,
Чтоб в пререканья не вступать, кому идти сражаться,
130 И спору положить конец, решили жребий бросить.
На Константина[43] жребий пал, на младшего из братьев,
Того, кто родился на свет с сестрой одновременно.
А старший, умастив его перед началом битвы,
Сказал[44] в напутствие: «О, брат, пусть крики не тревожат[45]
135 И не страшат тебя ничуть, удары не пугают.
Завидев обнаженный меч, не обращайся в бегство,
Не отступай, какая бы опасность ни грозила,
Не бойся за себя — страшись лишь матери проклятья,
И с помощью ее молитв врага ты одолеешь —
140 Ведь не допустит наш господь, чтоб стали мы рабами.
Иди, дитя, приободрись и не страшись нисколько».
К востоку обратясь лицом, они воззвали к богу:
«Не потерпи, о, господи, чтоб мы рабами стали».
И вслед за тем, обняв его, сказали напоследок:
145 «Да будет помощью тебе родителей молитва!»
Вот на породистого сел коня он вороного
И опоясался мечом, копьем вооружился,
Дубинку в сумку положил, и знамением крестным
Со всех сторон он оградил себя перед сраженьем,
150 Затем копя погнал вперед и выехал на поле,
Мечом сначала поиграл, потом копьем искусно,
И начали над юношей смеяться сарацины[46]:
«Глядите, что за молодца поставили сражаться —
Сражаться с тем, кто в Сирии победами прославлен!»
155 Но был там дилебит один, акрит[47] из сарацинов,
И он при виде юноши сказал эмиру тихо:
«Гляди, с каким искусством он пришпоривает лошадь,
Как обращается с мечом и как копьем играет,
А все это — свидетельство уменья и отваги;
160 Смотри же, осторожен будь, как с юношей столкнешься».
И выехал вперед эмир, на скакуне гарцуя,
Отваги преисполненный и страх внушая взорам;
Блистали в солнечных лучах доспехи боевые,
И голубое с золотом копье в руке держал он;
165 Собрались все вокруг тогда, чтобы увидеть битву.
А конь резвился весело, внушая изумленье:
То все четыре он ноги соединял вдруг вместе
И оставался недвижим, как будто бы в ловушке,
То в бег пускался так легко, с такою быстротою,
170 Что он, казалось, по земле летит, а не ступает.
И радость ощутил эмир — с улыбкою веселой
Погнал он сразу же коня и выехал на поле.
Словно клекочущий орел, словно дракон шипящий,.
Как лев рычащий, юношу хотел он уничтожить,
175 Но во мгновенье ока тот врага отважно встретил,
И сшиблись копьями они, и поломались копья,
И ни один из них не мог соперника осилить.
Вступили в рукопашную[48] они, мечи извлекши,
Друг с другом продолжали бой, рубились час за часом,
180 Звучало эхо средь холмов, и грохотали горы,
И кровь сражавшихся лилась и обагряла землю,
И кони были в ярости, а зрители дивились:
Покрылись ранами бойцы, но ни один не дрогнул.
Когда же взорам сарацин явилось это чудо,
185 То перед рвеньем юноши исполнясь восхищенья,
Перед безмерной стойкостью[49], отвагой благородной,
К эмиру обратились все, вскричали в один голос:
«О мире[50] попроси его и прекрати сраженье,
Чтоб зла не причинил тебе ромей отважный этот».
190 И повернул назад эмир, и в бегство обратился,
И пораженье испытал кичащийся чрезмерно —
Ведь никогда не назовешь достоинством кичливость.
Отбросил меч он в сторону, поднявши кверху руки,
И по обычаю своих сложил крест накрест пальцы[51],
195 И обратился к отроку с такими он словами:
«Довольно, славный юноша,— победа за тобою.
Сестру свою теперь бери и всех, кто в плен захвачен».
Покинувши ристалище, пошли они к палатке,
И можно было увидать, как радостные братья,
200 Воздели руки высоко и стали славить бога,
Так говоря: «Господь, лишь ты один хвалы достоин,
Кто уповает на тебя, позора не увидит».
Исполненные радости они обняли брата,
Целуя голову его, целуя его руки,
205 И все[52] с горячею мольбой к эмиру обратились:
«Отдай же нам, эмир, сестру, согласно обещанью,
И сердце наше успокой, охваченное горем».
Тогда ответил им эмир, от них скрывая правду:
«Вручаю вам печать свою — палатки обойдите,
210 Ищите, где желаете, осматривайте лагерь,
И отыскав свою сестру, домой идите с нею».
А те с великой радостью печать эмира взяли
И принялись за поиски, не ведая обмана.
Искали, где могли они, искали безуспешно,
215 Когда ж печали полные пошли назад к эмиру,
То земледельца встретили из сарацинов родом,
И через драгомана стал тот спрашивать у братьев:
«Что ищете вы, юноши, из-за кого скорбите?».
Ответили они ему, слезами заливаясь:
220 «Похитили вы девушку, сестру родную нашу,
Не можем мы найти ее, и жизнь нам стала в тягость».
Тогда, вздыхая, сарацин сказал в ответ искавшим:
«Обрыва вы достигнете, пройдя через ущелье,—
Там перебили мы вчера красавиц благородных,
225 Что отказались нашему желанью покориться».
Погнали братья лошадей, подъехали к обрыву,
Убитых много[53] там нашли и кровью обагренных,—
Иная обезглавлена, без рук, без ног другая,
У третьей — вспоротый живот, отрублены все члены,
230 И опознать замученных никто б не смог на свете.
И охватила братьев скорбь при зрелище ужасном,
Подняли прах они[54] с земли и головы посыпав,
В отчаяньи рыдали все, стенанья шли из сердца:
«Какую взять из этих рук и из голов оплакать?
235 Какой обрубок нам узнать и матери доставить?
За что, сестра прекрасная, бесчестно ты убита?
Скажи, душа сладчайшая, как все это случилось:
Зачем лишила света нас, безвременно угаснув?
Как руки варваров тебя на части разрубили?
240 И как не отнялась рука жестокого убийцы,
Что сострадания не знал к твоей красе чудесной
И не проникся жалостью, твой дивный голос слыша?
О благородная душа! Перед лицом позора
Ты смерть охотно предпочла и страшное убийство.
245 Скажи, сестра любимая, душа и сердце наше,
Как отличим теперь тебя от остальных убитых?
Неужто отнято у нас и это утешенье?
О час, страшнее всех других, и день, несчастья полный,
Да не увидишь солнца ты, не озаришься светом,
250 Да ввергнет в мрак тебя господь — сестру родную нашу
Бесчестно и безжалостно злодеи изрубили!
С какою вестью явимся мы к матери скорбящей?
Зачем завидовало ты красе сестры, о солнце[55],
И погубило девушку, что блеском всех затмила?».
255 Так и не смог никто из них сестру найти родную,—
Могилу сделали одну, зарыли всех убитых,
И со слезами горькими и со скорбящим сердцем,
К эмиру тотчас возвратясь, в отчаяньи сказали:
«Эмир![56] Сестру назад верни, а не вернешь — убей нас,
260 Ведь без нее никто из нас домой не возвратится,
И смерть нам легче вынести, чем вынести утрату».
Когда услышал то эмир и их печаль увидел,
Он братьев начал спрашивать: «Чьи дети вы? Откуда?
Какого рода отпрыски? В какой живете феме[57]?»
265 «Мы в Анатолике[58] живем, мы из ромеев знатных,
И происходит наш отец из рода Киннамадов,
А наша мать — из рода Дук, и Константин ей предок[59].
Стратигами поставлены дядья и братья наши,
Двенадцать их у нас[60] в семье — вот от кого мы родом.
270 В изгнанье ныне наш отец из-за причины глупой[61],—
Доносчики какие-то несчастье причинили;
Да и самих нас не было, когда ты к нам ворвался,—
Служили мы стратигами, границы охраняя,
А окажись мы у себя — все б кончилось иначе,
275 И даже в дом наш никогда войти б вы не посмели;
Но не застал ты нас, и вот, легко тебе хвалиться.
О высший средь эмиров всех и первый из сирийцев,—
Да сможешь ты Багдад[62] почтить! — Скажи теперь нам, кто ты,
И если наши родичи вернутся из похода,
280 И если из изгнания отец домой вернется,
Знай, что разыщем мы тебя, где б ты ни очутился,
И дерзость не останется твоя без наказанья».
«О, юноши прекрасные,— эмир ответил братьям,—
От Хрисоверга[63] я рожден, а мать моя — Панфия[64],
285 Дед прозывался Амброном[65] и дядя мой — Кароес[66].
Ребенком маленьким я был, когда отец мой умер,
И поручила меня мать сородичам-арабам.
У них воспитывался я в законе Магомета[67],
Когда ж увидели они, как счастлив я в сраженьях,
290 То сделали владыкою над всей землей сирийской
И дали мне три тысячи копейщиков отборных.
Всю Сирию я подчинил, взял Куфер[68] во владенье,—
Пускай немного похвалюсь, но говорю вам правду,—
Прошло немного времени, Ираклию[69] разрушил
295 И овладел Аморием, Икония достигнув[70].
Я усмирял разбойников и всех зверей свирепых,
И ни стратиги, ни войска мне не были преградой,
Но вот сражен я женщиной, затмившей всех на свете,
Сжигает красота меня, а слезы девы — сушат,
300 И жгут любимой жалобы. Что делать мне? — скажите.
Из-за нее вас испытал,— хотел узнать получше,
Тоскует по родным она и плачет непрестанно.
Во всем признаюсь я теперь и истину открою:
Коль честь вы мне окажете и в шурины возьмете,
305 То ради чудной красоты сестры любимой вашей
Я в христианство перейду[71], в Романию отправлюсь.
Узнайте правду — поклянусь великим я пророком —
Не знал я ласки от нее и не слыхал ни слова.
Берите же пропавшую — в моей она палатке».
310 И услыхав его слова, охваченные счастьем,
Приподняли палатки край и, внутрь когда вступили,
На покрывале золотом нашли они ту деву.
Лежала там она — Христос! —окружена сияньем,
И были переполнены глаза ее слезами.
315 А братья подняли сестру, в объятья заключили
И каждый целовал ее с великим изумленьем,—
Ведь всякий, кто отчаялся, не ликовать не сможет,
Коль счастье вдруг придет к нему негаданно, нежданно[72]
В удел достались горе им, и слезы, и стенанья,
320 И тут же счастье к ним пришло, какого не бывало.
Великой радости полны, они ее ласкали,
Не в силах слезы удержать, и с плачем говорили:
«Жива, ты, милая сестра, душа и сердце наше!
Считали мы, что ты мертва, изрублена мечами,
325 Но красота спасла тебя, любимая, от смерти.
Краса в убийцу, и в того вселяет состраданье
И заставляет недругов щадить красу и юность».
Затем, эмиру обещав, торжественно поклявшись,
Что он, в Романию придя, возьмет сестру их в жены,
330 Домой они под звуки труб отправились немедля.
И изумлялись все кругом, вели такие речи:
«Какое чудо из чудес! Сколь славна мощь ромеев![73]
Их сила победит войска, вернет свободу пленным,
Заставит веру изменить и смерти не бояться!»
335 И,вот молва стоустая всю землю облетела,
О том, как дева знатная, блиставшая красою,
Над славным войском Сирии победу одержала.