Дифференцировать тьму

Какое-то время мы молчали. Он – изучая меня, я – не зная, как расценивать происходящее.

– А ты и правда снежинка, – в голосе колдуна звучала странная насмешливая нежность. – Маленькая, хладнокровная и колючая.

Я вздрогнула, но среагировать не успела – он уже продолжил, сменив тему:

– Иногда я почти жалею о тех спокойных деньках, что были у меня до всей этой истории. Прибавили вы мне проблем, дорогие гости… не только тем, что теперь я вынужден разыгрывать самую важную партию в жизни, – и мирно сложил ладони на морщинистой шкурке Бульдога. – Это не жалость, Снезжана. Я бы никогда не стал унижать тебя жалостью. И даже если я использовал тебя, это не отменяет ни того, что я могу желать тебе добра, ни того, что ты – мой союзник. Один из лучших, что у меня есть. И я хотел, чтобы ты стала им, даже когда ошейник ещё был на тебе.

Я замерла. Потом в замешательстве захлопнула книгу.

Это что ещё за биполярные отношения с американскими горками? Сначала спроваживать в другую башню и всем своим видом показывать, как ему докучает вынужденное общение с моей скромной персоной, а теперь…

А теперь – это.

Зачем он это делает? Зачем мне это говорит?..

– Мне казалось, у тебя теперь есть другой объект, – не удержавшись, колко заметила я. – Для союза и желания… добра.

Лод издал тихий короткий смешок:

– О, с Навинией у нас совсем другая игра, нежели была с тобой. Просто я привык использовать свои игрушки с максимальной пользой. И всегда получать от них лучшее, что они могут мне дать. – Он говорил сдержанно, но в словах скользнули какие-то лукавые нотки. – Посмотри на меня… пожалуйста.

Наверное, именно потрясение от того, что он прибавил последнее слово, заставило меня и правда поднять голову, наконец взглянув ему в глаза.

Теперь – тёплые.

– Я не лгу тебе. И никогда не хотел причинять тебе боль. – Он снова говорил со мной ласково, почти нежно. Словно мы вернулись в тот день, когда я лежала на его постели после побоев Артэйза. – Но если ты действительно собираешься вернуться домой… я не хочу послужить помехой этому.

– Помехой?

– Чем меньше вещей будет держать тебя в этом мире, тем лучше. И помехой может стать даже простая дружеская привязанность. Особенно если в том мире жизнь тебя друзьями не баловала.

И тут меня осенило.

Льена. Глупая девчонка, влюбившаяся в того, кто был к ней добр. Конечно, Лод видит во мне её тень – и не хочет повторения истории. Пока речь шла о том, что вскоре мне сотрут память и отправят к светлым, моё отношение ничего не значило. Но мы заключили сделку, которая изменила всё, и он решил надеть ледяную маску… чтобы, когда придёт время, вновь не стать тем, кого девочка из другого мира не сможет отпустить.

К чему тогда этот разговор, категорически не вписывающийся в подобный план? Из-за того, что я сказала вчера? Из-за моих слёз? Но это как нельзя лучше соответствовало его замыслу: заставить меня поверить, что я – кукла, которую использовали и выбросили. Ведь после такого ни о какой привязанности речь бы уже не шла.

Чему я могу верить? Этой маске – или предыдущей? Или изначальной, той, которую он сейчас приберегает для Навинии?

Я не знала.

– Не бойся. История с Льеной не повторится. – Слова, которые я в конце концов произнесла, звучали с твёрдостью обещания. – Даже если что-то помешает мне вернуться… я никогда не сделаю такой же глупости, как она.

Ведь я правда этого не сделаю. Я не убегу, потому что бежать мне некуда.

И уж точно никогда не скажу ему о том, что чувствую.

– Я верю тебе, – просто ответил Лод. – А тебя прошу верить мне. И больше не плакать… по крайней мере, из-за меня. – И, иронично улыбнувшись, протянул мне руку. – Сделка?

Улыбнувшись в ответ, я без лишних раздумий пожала его тёплую ладонь:

– Сделка.

Что ж, и в итоге я поверила той маске, которой хотела поверить. Хотя это определённо было не самым разумным решением.

Но вера – одна из тех штук, что с трудом поддаются доводам разума. Как и надежда… и третье чувство, из которого русские затейники когда-то сделали имя.

Ещё более алогичное, чем первые два.

– Отлично. – Он разорвал рукопожатие и, совестливо вздохнув, сдвинул Бульдога со своих коленей, заставив пса перекатиться на ковёр безропотным мячиком. – Как насчёт партии в скаук? В знак примирения.

– Скаук… а, риджийский аналог шахмат. – Я кивнула, вытащив из недр памяти нужное воспоминание. – Мы не ссорились, но я очень даже «за».

Играли там же, сидя на полу, разложив доску рядом с моей постелью. Расчистить стол не представлялось возможным, а внизу, видимо, всё ещё хозяйничала Навиния. Впрочем, нам и тут было неплохо. Правда, я пожертвовала Лоду одеяло, чтобы ему не пришлось мёрзнуть на полу.

Доска для скаука, которую колдун откуда-то призвал, не сильно отличалась от шахматной, разве что клеток, привычно делившихся на светлые и тёмные, было не шестьдесят четыре, а сто двадцать одна. Одиннадцать на одиннадцать.