Я пыталась думать о предстоящей прощальной церемонии, но все мысли все равно возвращались к бурной ночи. Гормоны не позволяли разрушить ту прочную связь, которая настолько привязала меня к Диего. Испытывая в сотый раз стыд за то, что вместо похорон вспоминаю о нашей близости, я напомнила себе о достаточно оригинальных мексиканских обычаях проводить похороны.
В Мексике не принято скорбеть о родственниках и близких. Традиция провожать в «последний путь» вовсе не траурное мероприятие. Тут привыкли петь песни, танцевать и считать, что человек вовсе не умер, а переселился в другую реальность, где его ждет новая жизнь. Но моя семья так и не пришла к этому общему стереотипу, хоть родители и прожили больше двадцати лет среди мексиканцев.
Мне было больно от потери мамы. Петь и веселиться я точно не могла. Оттого, что другие люди могут вести себя иначе на похоронах моего близкого человека, мне становилось не по себе. Я ничего не имею против традиций местного населения, но смириться с тем, что кто-то начнет плясать прямо в зале с гробом моей матери…
Я подошла к окну. Мелиса и Руи возвращались со школы.
– В четыре часа состоится прощание, – произнесла, когда посадила детей за стол и подала обед.
Сестра отодвинула тарелку.
– Я не хочу. Аппетита нет, – Мелиса с невыносимой тоской в глазах оглядела стол.
– Хорошо, – оставалось ответить мне.
Я сама не испытывала голода в последние сутки. Эмоции заставляли не просто потерять аппетит, смысл жизни стирался. Я ощущала полную разбитость и апатию ко всему остальному.
– Я наелся, – Руи чуть поковырял в тарелке и тоже отодвинул пасту с томатно-сырным соусом, что я приготовила.
Молча собрала посуду и начала мыть.
Сейчас я должна была что-то сказать детям, поддержать или приободрить, но не могла произнести и слова. Стоит мне заговорить, и я сама превращусь в девочку-подростка.
Отвернувшись к раковине, я глотала слезы, и старалась держать себя в руках. Хотелось закрыться в комнате, чтобы никто не видел, как мне невыносимо плохо. Выть, кричать, ругаться… Любыми способами утолить жжение в груди от боли, разрывающей на живую сердце.
Обернувшись, увидела, что сестра с братом ушли в свою комнату.
Чувство немого осуждения висело тяжелым топором над моей головой.
Я прошла в комнату мамы и закрылась, но боялась давать эмоциям волю. Что, если я нужна буду детям? Что они увидят? Старшую сестру, которая не в состоянии успокоиться и бьется в истерике?
Тяжело опустилась на кровать и взгляд упал на большое зеркало в шкафу-купе. Сейчас я перед собой видела не молодую девушку, а замученную жизнью сорокалетнюю женщину. Мешки под глазами, потухший безразличный взгляд, сгорбившийся силуэт.
– Боже, неужели это я? – произнесла вслух и отвернулась, ложась на живот.
Легкой дымкой сон прокрался в мое сознание, и я не заметила, как уснула.
Меня разбудила Мелиса. Они с Руи были готовы к прощальной церемонии, а я, сгорая от стыда за то, что расклеилась и позволила эмоциям управлять собой, соскочила с кровати:
– Десять минут, и мы поедем, – распахнула шкаф, оглядывая свой скудный гардероб. Пришлось натягивать джинсы и черную футболку. Больше у меня подходящей одежды для похорон не было.
Мелиса одела свое черное платье, что изредка носила в школу, а Руи нашел черную рубашку с коротким рукавом. Сестра успела, и сама собраться, и собрать брата, пока я спала от переизбытка эмоций.
– Простите меня, – обернувшись, вдруг сказала я, расчесывая волосы около зеркала.
Дети, отвлекшись на одно из приложений на смартфоне сестры, подняли удивленные взгляды.
– Я понимаю, что вы думаете. Я обещала, что мама останется с нами, что она выздоровеет, – шумно втянула воздух, продолжая – но я не оправдала ваших ожиданий…
Подступивший ком слез задавил горло спазмом. Я понимаю, что сейчас разрыдаюсь и больше не смогу ни слова выдавить из себя!
Но Мелиса и Руи вдруг подбежали ко мне и молча обняли.
Не знаю, сколько времени проходит, пока мы стоим втроем, и я ощущаю, как сестра и брат беззвучно сотрясаются в плаче. Соленые ручейки бегут по моим щекам, и я не в состоянии даже собраться и остановить бесконечное чувство потери…
– Поедем, а то опоздаем, – первая откликается Мелиса, протягивает салфетки, и я вытираю лицо Руи от слез и стараюсь дышать ровно, чтобы больше не впадать в состояние болезненного издевательства над самой собой.
Когда мы подходим к прощальному залу, я замечаю черный джип Матео. Мысленно приказываю себе собраться и попытаться сделать более приветливый лицо перед бывшим бойфрендом, но сердце начинает ныть от одного только представления, что он снова начнет предлагать встречаться, напоминать, как нам было хорошо…
Хорошо.
С кем мне было хорошо?
Этот вопрос я задаю себе снова, и снова ощущаю падение в бездонную пропасть отчаяния. Увидеть Диего на похоронах моей мамы я даже не мечтала. Кто я ему, чтобы он сочувствовал и переживал за мое психическое состояние?
– Моника, милая моя, держись! – безвольный поток мыслей в моей голове прерывает Микаэла. Берет меня под локоть, обнимает Мелису, которая шмыгает носом от предстоящего тяжелого прощания.