Диббук

Фрада. Реб Энох! Реб Энох! Добрый день! Вас-то мне и надо. Помните, вы обещали показать нам с Лиенкой старинные вышивки для кивота? Нельзя ли сейчас посмотреть?

Энох. Отчего же нельзя? (кланяется Лее, все еще стоящей в сторонке) Здравствуйте, госпожа Лея. Пойдемте, я покажу.

Фрада. Нет, нет, реб Энох. Внутри темно, что там разглядишь при свечах? А нам на шов посмотреть надо, да на узелки малые. Вы уж нам сюда вынесите.

Энох(чешет в затылке). Да там много. Пойдемте, хоть выберем, какие покрасивее.

Фрада. Выбрать — это можно. Лиенка…

Лея(устало). Ты иди, Фрада, а я тут подожду, на скамейке.

Фрада(после секундного колебания). Ну, как хочешь, девочка. Только никуда не уходи, ладно?

Фрада и Энох уходят. Лея присаживается на скамейку рядом с Женщиной.

Женщина. Старая у вас синагога. Аж почернела от времени.

Лея. Очень старая. Никто и не помнит, как ее строили. Рассказывают даже, будто и не строили ее вовсе, а так и нашли под землей, готовую. Может ли быть такое?

Женщина. Все может быть, девочка. Мне так вот что чудно: она ж деревянная. Неужто не горела ни разу? Пожары-то, небось, каждый год случаются.

Лея. Конечно, случаются. Фрада говорит, что на ее только памяти город два раза дотла выгорал. И только синагоге ничего не делается. Раз, когда гайдамаки жгли, уже и крыша на ней занялась. Так говорят, будто прилетела огромная стая голубей и огонь крыльями затушила. (улыбается) Вот ведь что напридумать можно.

Женщина(осуждающе). Ну почему же «напридумать», девочка? Люди говорят, значит, неспроста. Народ, он ведь врать не станет.

Лея(пожимает плечами). Не знаю. Наверно. Я там внутри только один раз и была. Страшно как-то. Темно, и стены не белены.

Женщина. Так это и понятно. Нельзя в синагоге стены белить. Разве ты не знаешь? Бывают дни, когда Господь начинает плакать по разрушенному Храму, а вместе с Ним плачут все ангелы и праведники. И слезы их горючие капают с небес прямо в синагоги, капают и текут по стенам. Потому-то в самых старых синагогах стены делаются совсем черными от слез. Как же белить по заплаканному, доченька? Нельзя это.

Под самый конец ее рассказа появляется вышедший из синагоги Ханан. Увидев Лею, он останавливается, как вкопанный. Лея тоже замечает его и словно окаменевает. Последней, проследив за взглядом Леи, реагирует на его появление Женщина.

Женщина(шепотом, Лее на ухо). Этот юноша — святой. Он давеча мою Ривку молитвой вылечил. Его зовут Ханан.

Лея(эхом). Ханан…

Ханан. Лея…

Лея встает, закрывает лицо руками, отходит в сторону. Звучит зонг «Разлука».

Зонг «Разлука»

Как можно привыкнуть к разлуке?
Она — как незванные гости,
Она — как уставшие руки,
Она — как дожди на погосте.

Она, как сиделка больницы,
Склонясь к твоему изголовью,
И мучит тебя, и грозится,
И любит постылой любовью.

Как можно привыкнуть к разлуке,
Вампиршею впившейся в вену,
К ее нескончаемой муке,
К ее беспощадному плену?

Коль смертная эта истома
Дана в наказание Богом,
Не дай ей убить тебя дома,
Тащи ее в мир, по дорогам.

Пусть вместе с тобой пропадает,
Пусть ноги сотрет до коленей,
Пусть плачет, гниет, голодает,
Не зная ни солнца, ни тени.

Пусть тонет на дальней излуке,
Пусть, падая, катится с кручи…
Как можно привыкнуть к разлуке?
Ее можно только замучить.

Ханан приближается к Лее и останавливается на некотором расстоянии от нее — так остерегаются подходить вплотную к святыне. Он хочет сказать ей что-то, но это получается у него не сразу. Поначалу оба говорят, не глядя друг на друга, словно соприкосновение даже одним только взглядом уже чрезмерно.

Ханан. Лея, я…

Лея(вытягивая руку, словно защищаясь). Нет-нет, молчи! Как ты мог? Как ты мог?

Ханан. Лиенка, я…

Лея. Как ты мог? Да знаешь ли ты, что я чуть не умерла от горя?

Ханан. Но что я мог сделать тогда, любимая? Реб Сендер отказал мне в твоей руке, выгнал из дома. И я…

Лея. Ты даже не попрощался со мною! Ты просто ушел, ничего не сказав! Исчез, будто ничего не было! Будто я для тебя никто! Как ты мог?