— Один раз слово появляется только в описании ролика, — сказал Финней. — Эту «задницу» не будут произносить.
— Да, — ответила Харрис, — ее просто покажут.
— Даже единожды, — заметил Робенштайн, — вы не имеете права употреблять в ролике слово «задница», Боддеккер.
— Почему нет? — спросил Левин. — Я слыхивал «черт» и «блин».
— Они использовались для рекламы развлекательных мероприятий и пива. Это разные вещи. Цензура не пропустит. — Робенштайн резко ударил по крышке ноутбука.
— А я однажды слышал слово «ублюдок», — сказал Финней. — И ролик показывали достаточно долго.
— Да, — вспомнил Спеннер. — Реклама презервативов. Очень неплохой ролик, кстати сказать. А все эти сперматозоиды, выстроенные в ряд и напевающие…
Левин ритмично постучал пальцами по столу.
— Мы никогда не станем тобой, маленький ублюдок, — пропел он.
Финней улыбнулся.
— Вот-вот. Ролик агентства Штрюселя и Штрауса. Один из лучших.
— А что случилось с автором? — спросил Спеннер.
— Она работает в Чикаго, — гордо сообщил Левин.
— Послушайте, это все не имеет значения, — сказала Харрис. — «Ублюдок» в том ролике был оправдан. Это приемлемо в соответствующем контексте. А в данном случае «задница» — явный перебор.
— Здесь действует грубая уличная банда, — подчеркнул Левин. — Это предполагает соответствующий настрой. Или ты ожидала, что диктор скажет «попка»?
Харрис закрыла глаза руками и покачала головой. Бродбент, которая до сих пор помалкивала, постучала по столу, привлекая всеобщее внимание.
— Давайте скажем, что контекст не соответствует употребляемой лексике, — сказала она. — Что еще?
— Чересчур вульгарно, — отозвался Норберт.
— Оставим в покое редактуру, — сказала Бродбент, — и представим себе самый худший исход. Согласны?
Я беспокойно поерзал на стуле. Я не понимал, куда она клонит, и не был уверен, что хочу это знать. Но, с другой стороны, что бы она ни имела в виду, такое обсуждение несравненно лучше, чем грызня моей собственной творческой группы по поводу этого же текста.
— Слушаю, — сказал я.
Остальные тоже кивнули в знак согласия.
— Допустим, контекст не соответствует…
— А ты хочешь сказать, что это не так?
— Погодите вы, — рявкнул Левин. — Дайте ей закончить.
— Ну, вот что. — Робенштайн неловко пошевелился, и стул скрипнул под его весом. — Если контекст не годится, то и говорить больше не о чем. Можно прекратить бесполезный спор прямо сейчас. Это уже давно следовало сделать.
Бродбент подняла руку.
— Итак. Оставив в покое редактуру, давайте предположим, что мы приняли ролик Боддеккера и представили на рассмотрение «Миру Нано». Что будет в худшем случае?
— Они нас обсмеют, — сказал Робенштайн. — И я очень удивлюсь, если в последствии, хоть раз пригласят к сотрудничеству.
— Ладно. — Бродбент улыбнулась. Длинные зубы придавали ей лошадиный вид, но на сей раз я не обратил на это внимания. Слишком заинтересовался и все еще не понимал — что она хочет предложить.
— Нет. Скажем, они приняли ролик. Что происходит потом? В самом худшем случае?
— К чему ты? — спросил Робенштайн.
— Сетевые цензоры ни за что его не пропустят, — встрял Норберт.
Я покачал головой.
— Это никогда не было проблемой. С каких пор ролики подвергаются цензуре прежде, чем попадают в эфир? Разве что анонсы к «Рекламному веку», да еще реклама на коммерческом канале, больше нигде. Проблемы начнутся, когда рекламная кампания выплеснется на улицы.
— Вот в этом-то и дело, — сказала Биглоу. — Будет беда. Бродбент глянула на нее.
— Что за беда?
— Огонь, вода и острый дефицит, — сказал Финней. Бродбент возмущенно посмотрела на него, но Финней примирительно вскинул руки и проговорил:
— Расслабься. Я на твоей стороне. Только понять бы, которая из сторон твоя.
— Так что за беда? — еще раз спросила Бродбент у Биглоу.
— Ты хочешь полный перечень проблем? Сначала начнутся публичные протесты. Потом поднимется шум в сети. Потом эксперты начнут выяснять, как эту пародию вообще осмелились пропустить, тем более в качестве рекламной кампании. За этим последует полное правительственное расследование и, возможно, взыскание согласно Акту Кальвина Клейна.
— А что происходит тем временем?
— Мы окажемся под перекрестным огнем…
— Нет, — сказал Спеннер. — Агентство под огонь не попадет. Все шишки достанутся автору.
— Точно, — кивнула Бродбент.
— И ты хочешь предложить «Миру Нано» эту пародию, — сказал Робенштайн.
— А что тем временем творится в «Мире Нанотехнологий»? — продолжала Бродбент как ни в чем не бывало.
Финней сказал:
— Это просто. Огласка. Публичность. Такая, какую не купишь за деньги. Ролик оказывается во всех электронных журналах. Репортеры рассказывают об этом в новостях. Как ты и сказала, Биглоу, эксперты задают свои вопросы. «Мир Нано» и «Наноклин» привлекают к себе такое внимание, которое им не обеспечит ни один рекламный ролик.
Бродбент постучала себя пальцем по кончику носа.
— Именно то, чего мы добиваемся, — заключила она. — Если вы возьмете на себя труд немного подумать, то поймете, что наихудший вариант оборачивается наилучшими последствиями.
— Если это так, — сказала Харрис, — то, что же мы будем иметь в лучшем случае?